Человек, даже очень хороший, всегда слаб, если он один. Он нуждается в опоре, в чем-то таком, что сделает его существование осмысленным. Ему нужно увидеть отблеск высшей гармонии во всем, что он делает. В том, что он изо дня в день видит вокруг.
Ты когда-нибудь думал, куда делись последние 5 лет?
Каждая прошлая секунда со всем тем, что в ней было, исчезает, и ни один человек не знает, каким он будет в следующую. И будет ли вообще. И не надоест ли господу Богу создавать одну за другой эти секунды со всем тем, что они содержат. Ведь никто, абсолютно никто не может дать гарантии, что следующая секунда наступит. А тот миг, в котором мы действительно живем, так короток, что мы даже не в состоянии успеть ухватить его и способны только вспоминать прошлый. Но что тогда существует на самом деле и кто такие мы сами?
... в сущности, никакого счастья нет, есть только сознание счастья. Или, другими словами, есть только сознание. Нет никакой Индии, никакого поезда, никакого окна. Есть только сознание, а все остальное, в том числе и мы сами, существует только постольку, поскольку попадает в его сферу. Так почему же, думаю я снова и снова, почему же нам не пойти прямо к бесконечному и невыразимому счастью, бросив все остальное? Правда, придется бросить и себя. Но кто бросит? Кто тогда будет счастлив? И кто несчастлив сейчас?
— Суметь обмануть то, что ты называешь «самим собой» — очень большое достижение, потому что обычно бывает наоборот — это оно нас обманывает.
Куда они все идут? Зачем? Разве они никогда не слышат стука колес или не видят голых равнин за окнами? Им все известно про эту жизнь, но они идут дальше по коридору, из сортира в купе и из тамбура в ресторан, понемногу превращая сегодня в очередное вчера, и думают, что есть такой Бог, который их за это вознаградит или накажет.
Говоришь, нынешние из окон не кидают? А надо кидать. Вот именно как раньше делали — руки-ноги вязать и головой вниз на шпалы. Публично. Тогда и чай будет сладкий и вежливость в коридоре.
Тот, кто отбросил мир, сравнил его с жёлтой пылью.
Твоё тело подобно ране, а сам ты подобен сумасшедшему.
Весь этот мир — попавшая в тебя жёлтая стрела.
Жёлтая стрела, поезд, на котором ты едешь
к разрушенному мосту.
В письме Хана.
— Ты кого-нибудь из наших видел?
— Гришу часто вижу, — сказал Андрей. — Он сейчас, как они выражаются, поднялся, то есть денег много. Ещё Серёгу видел недавно. Очень сильно изменился. Не пьет, не курит. Утризм принял.
— Это еще что?
— Это религия такая, очень красивая. Они верят, что нас тянет вперёд паровоз типа «У-3» — они его ещё «тройкой» называют, — а едем мы все в светлое утро. Те, кто верит в «У-3», проедут над последним мостом, а остальные — нет.
— Я ещё к Хану зайду. Давно у него не был.
— Как он там, кстати, поживает? — спросил Антон. — Нашёл себя?
— Да, — сказал Андрей, — и ещё много другого.
— Слушай, Затворник, ты все знаешь. Что такое любовь?
— А откуда ты знаешь это слово? — спросил Затворник.
— Когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю.
— Гм... Как же это получше объяснить... Представь себе, что ты упал в воду и тонешь.
— А разве может быть так много воды?
— Может. Ну что — представил?
— Мм... Кажется, да.
— А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха, и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а это так и есть), то любовь — это то, за что ты можешь ухватиться, чтобы не утонуть.
— А что же это может быть?
— Да все, что угодно. Хуже всего, если это кто-то другой — он может отдернуть руку и исчезнуть.