Я был совершенно пуст, как прозрачный сосуд, ожидающий неизвестного, но неизбежного содержания.
Ардалион пукнул губами.
Скорбно закивал и опять сплюнул. Всегда удивляюсь тому, сколько слюны у простого народа.
И бороду я стал отращивать не столько чтобы скрыться от других, сколько — от себя.
Один умный латыш, которого я знавал в 19 году в Москве, сказал мне однажды, что беспричинная задумчивость, иногда обволакивающая меня, признак того, что я кончу в сумасшедшем доме.
Всякий, конечно, предпочитает, чтобы сказали: он похож на вас, — а не наоборот: вы на него.
Литература неважная, — сам знаю. Покамест я это писал, мне казалось, что выходит очень умно и ловко, — так иногда бывает со снами, — во сне великолепно, с блеском, говоришь, — а проснёшься, вспоминаешь: вялая чепуха.
Порядочность плюс сентиментальность как раз равняется глупости.
... Сначала я думал, не проще ли всего послать оный труд прямо какому-нибудь издателю, нeмецкому, французскому, американскому, — но вeдь написано-то по-русски, и не всё переводимо, — а я, признаться, дорожу своей литературной колоратурой и увeрен, что пропади иной выгиб, иной оттeнок — всё пойдёт насмарку.
- 1
- 2