Даже теперь, когда он был рядом, ей его не хватало.
Ужасно — для сознания, для подсознания, для всего, но — неизбежно.
Чем старше я становлюсь, тем больше склоняюсь к мнению, что зло — это зло, независимо от диагноза злодея. Все мы в той или иной степени предрасположены к преступлению, и предрасположенность эта с нас вины не снимает. Мы ведь, силы небесные, все до единого больны и страдаем нарушениями личности. И именно наши поступки определяют, насколько мы больны. Вот говорят: «равноправие», но ведь это бессмыслица.
— Что вы можете сказать про Герта Рафто?
«Ну просто мой кармический двойник», — думал Харри, слушая, как Мюллер-Нильсон описывает Рафто: тайное пристрастие к алкоголю, тяжелый характер, одиночество, отсутствие политкорректности, моральная неустойчивость и изрядно запятнанная репутация.
... Нам нужна свобода мышления, а этого легче добиться в маленькой группе.
Это нормально — бояться чего-то неизвестного. А кто не боится — склеивает ласты раньше, чем положено.
Хочу, чтобы ты ела снег. < ... > Пока внутри тебя не будет сплошной лед. Пока ты не станешь самой собой. Настоящей. Той, которая ничего не будет чувствовать.
Ваша дружба важна для вас обоих. Привязанности вам даются с таким трудом, что надо бы ценить те, что уже есть.
Если бы каждый рождённый на земле был чудесным совершенством, жизнь, по сути, стала бы глобальным разрушением самой себя.
Она любила, просто обожала эти последние, трепещущие минуты, когда всё вокруг кажется сущим хаосом, а на самом деле, движется в строгом порядке.
Был для неё чем-то вроде кофтёнки, по ошибке постираной при слишком высокой температуре, — маловат, и потому негоден.
Ну, почему он всякий раз затевает эту детскую игру «поставь начальство на место»? Ничего, кроме мелочного удовлетворения, она не даёт.