Есть больные воспоминания, причиняющие действительную боль; они есть почти у каждого, но только люди их забывают; но случается, что вдруг потом припоминают, даже только какую-нибудь черту, а уж потом отвязаться не могут.
Мы, то есть прекрасные люди, в противоположность народу, совсем не умели тогда действовать в свою пользу, напротив всегда себе пакостили сколько возможно, и я подозреваю, что это-то и считалось тогда какой-то «высшей и нашей же пользой», разумеется в высшем смысле. Теперешнее поколение людей передовых несравненно нас загребистее.
Я ведь знаю, что я бесконечно силен, и чем, как ты думаешь? А вот именно этою непосредственною силою уживчивости с чем бы то ни было, столь свойственной всем умным русским людям нашего поколения. Меня ничем не разрушишь, ничем не истребишь и ничем не удивишь.
Когда в государстве господствует главенствующее сословие, всегда крепка земля. Главенствующее сословие всегда имеет свою честь и свое исповедание чести, которое может быть и неправильным, но почти всегда служит связью и крепит землю; полезно нравственно, но более политически. Но терпят рабы, то есть все, не принадлежащие к сословию.
И вот еще странность: случись, что я начну развивать мысль, в которую верую, и почти всегда так выходит, что в конце изложения я сам перестаю веровать в излагаемое.
Я не могу не уважать моего дворянства. У нас создался веками какой-то еще нигде не виданный культурный тип, которого нет в целом мире — тип всемирного боления за всех.