Хуже всего была паника. Человек, поддавшийся ей, не видит возможностей спасения и впадает в отчаяние. Один японец плавал на шлюпке четыре дня, потом запаниковал и удавился. Его нашли через двадцать минут. Матрос из Сучжоу сто шестнадцать дней носился по морю на плоту, и его спасли. Мы не знаем, когда может прийти спасение.
— Ты же ребенок.
— Нет, Рэй, — прошептала я ему в шею. — Я рыбка, плывущая мимо. Лови, если хочешь.
Я заразилась вирусом греха, стала центром собственной вселенной, звезды которой кружились и складывались в созвездия только вокруг меня.
В круглом настенном зеркале мелькали наши длинные белые волосы, синие глаза. Древние женщины-скандинавы. Когда я вот так смотрела на нас с матерью, я легко, кажется, могла вспомнить ловлю рыбы в глубоких холодных морях, запах трески, уголь наших костров, кожаную обувь и наш странный алфавит, грубые руны, язык, похожий по звуку на вспашку поля.
Даже сидя рядом, она так часто бывала недосягаема.
Через два года, после того как мы переехали в Нью-Йорк, я получила от мамы письмо. Она прислала журнал «Лос-Анджелес Таймс» со своей фотографией на обложке. <...> В «Таймс» на семи страницах напечатали фотографии ее жутковатых тюремных коллажей. Она смотрела на меня с обложки, стоя на фоне решеток. Красивая, опасная, гордая... И выставка работ стала маминым триумфом!
— Почему ты убила Барри?
— Самозащита. Он пытался меня убить.
— Клэр тебя не трогала. Почему ты ее уничтожила?
— Клэр сама хотела уйти. Я только подсказала короткий путь.
— ... я еще не сказала, что на все готова.
— Чего же ты хочешь?
— Заключить с тобой сделку. Обмен: я суду — ложь, а ты мне — правду.
— Я понимаю, тебе пришлось не сладко: три приемных семьи за три года, ранение, самоубийство опекунши...
— А ваша клиентка не говорила о своей роли в этих событиях?
— Ты и Клэр убила! Но в этот раз отрава была в твоих словах. <...>
— Ты можешь считать меня жестокой, но я всего лишь пытаюсь защитить тебя от других людей!
— Никто вокруг не относится к нам враждебно, мама! Это мы считаем их врагами: ты и я! И не они нас, а мы их обижаем!