— Ты создал мир.
— Я был глуп.
— Ты кажешься вполне обычным земным приятным человеком.
— Да, а что не так?
— Но ты не земной! И не человек!
— Но я все же приятный?
– Почему?
– А нельзя поконкретнее? Этот вопрос мне задают всё время и по любому поводу.
– Мы все знаем, что ты... Бог, но... ты не мог бы поубавить господский тон?
– Но я же Господь.
– Ух ты! Началось!
Гиперопека — это не метод воспитания.
Таким же образом и любовь — это не отсутствие чувств (ненависти, злости, похоти, ревности, жадности), но сумма всего, что можно чувствовать. Любовь есть общая сумма всего. Итоговое количество. Просто всё.
Поэтому, чтобы душа ощутила на опыте совершенную любовь, она должна ощутить на опыте каждое человеческое чувство.
Как можно сострадать тому, чего не понимаешь? Как можно прощать другому то, чего никогда не испытывал в себе? Итак, мы видим одновременно простоту и потрясающее величие путешествия души. Наконец мы понимаем, что ей нужно:
Цель человеческой души — ощутить всё, чтобы она могла быть всем.
Как она может быть вверху, если никогда не была внизу, быть слева, если никогда не была справа? Как ей может быть тепло, если она не знала холода, как она может быть хорошей, если она отрицает зло? Совершенно очевидно, что душа не может выбрать быть чем-либо, если ей не из чего выбирать. Ведь для того, чтобы душа могла познать свое великолепие, она должна знать, что такое великолепие. Но она не может знать этого, если нет ничего, кроме великолепия. И душа осознает, что великолепие существует только в пространстве того, что не является великолепным. Поэтому душа никогда не отвергает то, что не является великолепным, но благословляет, видя в этом часть себя, которая должна существовать, чтобы могла проявиться другая её часть.
— Чего тебе надобно, старче?
— Сейчас появлюсь и подробно расскажу. А кто тебе сказал, что я старче?
— Вставные челюсти громко щелкают!
– Трагично, – сказал Бог, подперев кулаком подбородок. – Нет, знаете, с Апокалипсисом я даже запоздал. Надо было пораньше его устроить. Сразу после падения Константинополя, ну, или, в крайнем случае, до начала наполеоновских войн. Так нет – все ждал, ждал чего-то. Вот и дождался. Богобоязненность исчезла как класс, если кому публично угрожают, то говорят не «Покарай тебя Бог», а «Сталина на вас нет». Вытащи я народы мира из могил на пару сотен лет пораньше, никто не узнал бы о таких забавных зверьках, как Гитлер или имам Хомейни. Пропала даже элементарная вера в кару божью. Разрази я молнией заседание Политбюро, никто не принял бы это как наказание, все посчитали бы погодным катаклизмом. Второе пришествие и вовсе превратилось в детскую сказочку: кто из вас реально верил, что я в итоге приду и раздам всем сестрам по серьгам? Мне молятся, только если требуется снизить цены на бензин. А ведь именно я первым произнес I'll be back, а вовсе не Арнольд Шварценеггер. Надо, солнце мое, все делать в свое время – не дожидаясь последнего момента. Хочешь предотвратить Апокалипсис? Тут постройка и тысячи церквей не поможет. Открою небольшую тайну – они мне на хрен не нужны.
— Природа — божественна. Люди — это болезнь.
— Они все разрушают.
— Да. И самое худшее, что они это делают в мою честь, а потом идут в церковь плакаться, чтобы я их простил, все исправил. Никакой ответственности.
— А что насчет твоей ответственности?
— Я взял на себя ответственность уйти. В определенный момент с велосипеда снимают страховочные колеса. Никто не любит гиперопеки.
— ... Так объясни, почему ты бросил меня? Нас.
— Ты разочаровал меня. Вы все.
— Нет, послушай. Знаю, я разочарование, но насчет людей ты не прав. Они твое величайшее творение. Потому что они были лучше тебя. Да, они слабы, врут и воруют, уничтожают и разочаровывают. Но они также и создают, поют, танцуют, любят. И, самое главное, никогда не сдаются. А ты сдался.
(Я знаю, что я — разочарование, но ты ошибаешься насчёт человечества! Они не могут быть разочарованием, потому что они лучше, чем ты. Да, конечно, они слабы, они лгут и воруют, и разрушают, и... разочаровывают. Но также они даруют, и создают, они поют, танцуют и любят. И, самое главное, они никогда не сдаются. В отличие от тебя.)
— Так, где ты пропадал?
— Это… долгая история. Как самочувствие? Я тебя исцелил.
— Ага… только я тебя не просил.
— Сынок, будь благоразумен.
— Один раз прилепил космический пластырь мне на коленку и считаешь, что мы в расчете? Выйдем во двор, поиграем в мяч!... Да пошел ты.
– Амара миллиарды лет была в заточении, но... она... всегда была, она должна быть. Ну там инь и янь... или свет и тьма.
– Переведи, Чак.
– Во Вселенной... существует... равновесие, гармония. Свету нужна тьма, а тьме нужен свет. Если что-то одна уничтожит, ну, тогда...
– Это будет плохо.
– Это будет очень плохо. Ну, примерно как конец света.
— Тогда скажи, что такое мужество? — спросил дьявол.
— Мужество — никогда не поддаваться твоим соблазнам, — ответил Бог.
— Да, в деликатности тебе не откажешь, — заметил дьявол. — Значит, женственность — поддаваться моим соблазнам?
— Нет, — ответил Бог, — символ женственности — это руки, укутывающие ребенка. И все, что делает женщина, должно сводиться к укутыванию, а если нечем укутывать, укутывать собой.