— Женщина я или не женщина?!
— Не разобрал.
— Ферштейн?
— А как же!
— А это не ты, когда на германскую войну шел, с моста свалился пьяный в воду?
— И бабы вытаскивали?
— Да.
— Я.
— Зем-ля-ки!
— Это не ты за купающимися девками подглядывал? А они за то вываляли тебя голым в крапиве?
— За мельницей?
— Да.
— Где две вербы и обрыв?
— Да.
— Хех, нет, не я.
— Скажи мне на милость, Грицько...
— Был Грицько, да весь вышел! Где мой первый адъютант? Попандопуло!
— Я здесь, Гриша.
— Обратись ко мне.
— Можно... Пан атаман Грициан Таврический!
— Мне бы такой работы, чтобы поменьше работы. Начальником могу.
— Это каким же начальником?
— А мне всё равно.
— Котовцев встречал?
— Встречал.
— Встать! Встать!
— А чего ты сердишься-то?
— Котовцам хлеб-соль подавал?
— Подавал.
— Стоять! А почему меня хлебом-солью не встречал?
— Так ведь те приехали как люди, а ты налетел, как…
— Налетел! Они и удрали!
— Поехали.
— Да против меня давай пятьсот, тысячу, полторы тысячи, и то побегут.
— А они поехали.
Гапуся, тридцать пять лет тебе говорю: не спеши! Потому как — непонятно! Понятно?
— А это не вы ехали через Янковку на арбе с сеном и заснули, а у вас тем временем волов увели?
— Волы серые?
— Ага.
— Один с пятном?
— Ага.
— Нет, это не я.