Смотреть – это самый быстрый способ чему-то научиться. И к тому же помогает остаться в живых.
Уйти было легко.
Не оглядываться – гораздо труднее.
— Давай продолжим разговор у меня в каюте. – Его глаза блеснули. – Если ты не собираешься устроить сцену.
Лайла решила не резать капитану горло у всех на виду.
Раз уж это можно сделать наедине.
— А с чего ты взял, что для меня он родной?
Алукард лукаво усмехнулся и снова перешел на английский.
— Во-первых, твой арнезийский ужасен, – поддразнил он. – Во-вторых, люди всегда и везде ругаются на своем родном языке. И надо сказать, ты выражаешься весьма красочно.
— Расскажи, что привело тебя на мой корабль.
— Твои люди меня привели.
— Я видел тебя в тот день. Тебе очень хотелось здесь остаться.
Лайла всмотрелась в него и произнесла:
— Мне понравился твой корабль. Кажется, он стоит кучу денег.
— Так оно и есть.
— Я хотела дождаться, пока команда сойдет на берег, потом прикончить тебя и забрать «Шпиль» себе.
— Какая искренность, – протянул он, пригубив вино.
— Ты всегда такая очаровательная?
— Только когда говорю на родном языке.
— Как ты думаешь, почему я разрешил тебе остаться?
И Лайла поняла: если она хочет узнать правду, надо будет открыться ему. А к этому она еще не готова. Поэтому она попыталась улыбнуться и пожала плечами:
— Тебе нравится звук собственного голоса. Вот и захотелось найти собеседника.
Он рассмеялся и положил руку ей на плечо:
— И это тоже, Бард. И это тоже.
— Могла бы просто спросить меня.
— И получать ответы, в каждом из которых спрятан вопрос? Ты меня без конца прощупываешь.
— Говорят, я прощупываю довольно приятно. – Лайла фыркнула в бокал. – Нельзя винить капитана в том, что он хочет узнать побольше о своей команде.
— И нельзя винить воровку в том, что она хранит свои секреты.
— Привязанность – это слабость, – машинально ответила она.
При этих словах Алукард перестал улыбаться. Он отставил бокал, подался вперед и долго всматривался в ее лицо, потом сказал:
— Прости. – Тон его был таким серьезным, что у Лайлы сразу вспыхнули подозрения. У Алукарда было много добродетелей, но искренность в их число не входила.
— За то, что сумел мне понравиться?
Он покачал головой.
— За все, что с тобой случилось. За всех, кто так сильно обидел тебя, что друзей и привязанности ты считаешь оружием, а не защитой.
У Лайлы запылали щеки.
— Это помогло мне сохранить жизнь.
— Возможно. Но жизнь без удовольствий не имеет смысла.
— От чего ты убегаешь?
Его слова окатили ее, как ушат холодной воды. Она оттолкнула его. Он, не удержавшись, упал в кресло и то ли засмеялся, то ли вздохнул.
— Ну, ты и мерзавец, – прорычала она, пунцовая от гнева.
Он лениво склонил голову:
— Без сомнения.
— И это все… Чем бы это ни было, – она взмахнула рукой, – только чтобы вытянуть из меня правду?!
— Я бы так не сказал. Поверь, я личность многогранная.
— А какая привычка у тебя? – спросил он, протягивая фляжку.
Лайла взяла ее, но пить не стала. Лишь игриво наклонила голову:
— А как ты думаешь?
Алукард прищурился, как будто искал ответ в морозном воздухе. Вдруг его глаза распахнулись в шутливом озарении.
— Ты заправляешь волосы за ухо, – сказал он. – Но только справа. Всегда, когда нервничаешь. Наверное, чтобы не крутить ничего в руках.
Лайла нехотя улыбнулась:
— Жест ты заметил, но причину не понял.
— Просвети же меня.
— Когда люди волнуются, они стремятся скрыть лицо, – объяснила она. – Я заправляю волосы за ухо, чтобы показать противнику – жертве, сопернику, кому угодно, – что я не прячусь. Я смотрю им в глаза и требую, чтобы они смотрели в глаза мне.
Алукард приподнял бровь:
— Точнее, в глаз.
Фляжка в ее руке вздрогнула. Она вскрикнула, сначала от неожиданности, потом от боли – жидкость обожгла руку. Фляжка выпала и разбилась о палубу.
— Что ты сказал? – прошептала Лайла.
— Даже не знаю, восхищаться тобой или злиться.
— Одно другому не мешает.
— Это безумие, но на миг мне показалось…
— Боже мой, Келл, она тебе повсюду мерещится! Знаешь, как это называется?
— Галлюцинации?
— Влюбленность.
— Я не влюбился, – фыркнул Келл. – Просто… – Просто хотел ее увидеть. – Наши пути пересеклись всего однажды. Много месяцев назад. Так бывает.
— О да, ваши отношения с мисс Бард ничем не примечательны.
— Замолчи.
— Ходить из мира в мир, убивать королей, спасать города. Приметы самого обычного романа.
— Не было у нас никакого романа, – огрызнулся Келл.
— Тебе говорили, что такую хитрую голову нелегко удержать на плечах?
— Хитрую. Буйную. Безрассудную. Слышала много раз. Удивительно, что до сих пор жива.
— Джиннар не проговорится, но за мастера Тирена не ручаюсь. Старайся не попадаться ему на глаза: он знает Стейсена Эльсора в лицо.
— Не беспокойся, – отмахнулась Лайла.
— Не убьешь же ты авен эссена!
— Я и не собиралась, – ответила она. – Кроме того, Тирен и так знает.
— Что? – Темные, как грозовое небо, глаза под чешуйчатой маской прищурились. – И с каких это пор ты называешь главного лондонского жреца по имени? По-моему, это кощунство.
Губы Лайлы дернулись:
— Наши с мастером Тиреном пути пересекались.
— И все это скрыто в твоем таинственном прошлом. Нет, не надо мне ничего рассказывать, я всего лишь капитан, который помог отправить невинного человека к черту на рога только ради того, чтобы ты выступила на турнире, в котором тебе ни за что не победить...
Чем крупней противник, тем громче он падает.