Эреб (Erebus) – цитаты персонажа

... Что ж. Как видите, подобные слова обладают ужасной силой. Я принял её [матери] слова близко к сердцу. Поразмыслил над ними и подумал про себя: а почему это я не могу быть как Эреб? Об этом же я думал, когда душил его удавкой. Возможно, я произнёс эти же слова вслух, когда захлестнул струну и смотрел, как выпучиваются его глаза. Тогда я впервые убил человека — и, о боги, это было прекрасно! Моё сердце колотилось, а лицо сияло. Чем дальше утекала его жизненная сила, тем сильнее я ощущал, как расцветает моя собственная. К тому моменту, как я позволил его телу упасть в переулке, у меня внутри буквально всё пело.

Я двинулся вверх по длинному мосту, с обеих сторон окружённому разбитыми ростовыми статуями. Чем дальше я уходил, тем яснее видел, сколь же величественным некогда должно было быть это место. Восьмиугольный город-храм необыкновенных размеров и сложности. На Колхиде у нас были соборы и крупнее, однако ни один из них не создавали с таким пониманием взаимосвязи реального и нереального. Я сразу же понял — эти давно умершие архитекторы знали, что делали. Им были известны священные степени и пропорции. Знали, где расположить наблюдательные башни и звонницы, чтобы улавливать красный свет проходящего древнего солнца Давина и отбрасывать тени, которые на краю зрения казались похожими на зубы, рога и кривые когти.

Итак, что же вам от меня нужно? Быть может, некое объяснение? Какая-нибудь великолепная душеспасительная история, которая бы разъяснила, каким образом развернулись события? Возможно, имелась причина — движущая сила, которая бы сделала всё закономерным; и, поняв её, вы бы могли ненавидеть меня чуть меньше, чем сейчас. Однако, таковой не существует. У меня никогда не было времени каяться. Я стихиен. Так сказать, аксиоматичен — таков, каким и должен являться тот, кто находится внутри целого клубка ложных ходов. Как видите, я добился своего. Я — тот кто я есть. В этом моё благославение и — ради симметрии — моё же проклятие.

... Я ловил их [насекомых] голыми пальцами. Поднимал и смотрел, как они извиваются. Затем отрывал им ноги, одну за другой. Порой меня жалили, порой нет — это была своего рода игра, пускай и не слишком хорошая. Однажды от укуса меня на месяц поразила лихорадка, от которой я лежал на циновке, кипя изнутри и трясясь в бреду. Я мог умереть, хотя меня это не особенно заботило. Оправившись, я снова сидел всё там же у входа и ждал, кто следующим пробежит в пределах досягаемости. Ещё с тех пор я играл и в другую игру — приближался к угрозе и смотрел, сколько ещё продержусь, пока меня не укусят вновь.

Ныне среди тех, кто до сих пор делает вид, будто хранит записи и рассказывает истории, модно считать, что Завет якобы являлся неким кладезем благочестия предтечей появившейся позднее фундаментальной религии. Возможно, где-то так и было. Быть может, в Варадеше и делали всё, как положено. Однако, в пронции жрецы уже начали приобретать характерную репутацию. Они пили и предавались азартным играм. Они были жестоки — и пользовались этим, чтобы копить богатства. Даже верующие знали, что уплаченные ими десятины не целиком шли на украшение храмов. Система напоминала загнивший омут, холодное и маслянистое сердце которого закрыто от пытливого света солнца.

Все те истины, с которыми на Колхиде я сталкивался в абстрактном виде, в пустоте Бездны обретали конкретность. Когда я впервые ступил на борт звездолёта, то почуял на его палубах испарения эмпиреев. При первом выходе в Варп я едва не расхохотался от творящегося абсурда — на короткое, несущественное время мы бросались в царство Высших Сил, но никто даже глазом не моргнул. Уровень самообмана был колоссален, и я не понимал, как он ввобще может держаться сколь-либо долго.

Они ненавидят меня не за то, кто я есть, а за то, кем являются они сами — потому что они свернули с пути, а я нет. Хроники наших врагов называют всех нас изменниками, однако я не менял сторону. Я всегда был точно там же, где и сейчас, осознавая себя и сотворившую меня вселенную. Каждый мой вздох был ложью всем, кроме меня самого. В некотором роде это — чистота, и ею не может похвастаться никто другой в этой грандиозной армаде отступников.