Я поинтересовалась, почему, если он любит меня, он не нашел другого способа сообщить мне это, кроме как забрав в подземелье и заключив в тюрьму.
— «Очень трудно заставить любить себя в могиле», — сказала я.
«Что ж, каждый устраивает свои свидания как может»— ответил он странным тоном.
Сара выстрелила Эрику в грудь из арбалета, но не убила.
— Привет, Зои. Прости, не заметил тебя. Как всегда в окружении мальчиков? Что у тебя за талант такой вечно собирать вокруг себя целую толпу? — Он снисходительно усмехнулся и прошел в столовую, нарочно пихнув Старка плечом.
— Хочешь фокус? — с милой улыбкой спросил меня Старк. — Спорим, что если я подумаю о придурке, а потом выпущу стрелу, то она прямиком попадет прямо в задницу Эрика?
— Единственное, что я вижу, — это темнота, — пожаловался Эрик.
— Не-а, ее ты тоже не видишь.
— Возможно, ты и прав, отец, я как-то не задумывался над этим…
— А ты задумайся! Ведь для чего живём мы и живёт всё живое? Для того, чтобы дать росток новой жизни в её бесконечном обновлении. Женщина – это то поле, которое растит и пестует этот росток жизни. Она – хранительница жизни и её конечный смысл!
— А разум? Ведь смысл развития – это развитие разума, приводящего человека к господству над природой!
— Разум мёртв, если не служит жизни! Только единство разума с красотою вечного обновления жизни – достойная цель развития. И не господство над природой, а взаимопонимание разума и природы – его величайшая цель. Разум, если он разум, не может быть враждебен природе, ибо он только часть её, а часть не может отрицать целое и саму себя. Потеряв это единение, разум будет вечно метаться в океане времени и поисках счастья, но не найдёт его в своём бесконечном, бесподобном беге. Он, словно лишенное солнца растение, вытянется и приобретёт уродливую форму, являя собой воплощение боли и ужаса смерти.
Свободным быть так просто. Даже в ошейнике. Рабом каждый делает себя сам. Своей трусостью. Слабостью. Смирением.
Мы будем петь для самих себя, одни, мы будем петь, пока не умрем от удовольствия…
Если так необходимо запечатлеть красивую деталь или образ, лучше обратиться к фотографии. Хотя, если честно, фотография грешит слишком откровенной четкостью момента. Не знаю уж, что хуже... Не люблю момент. Он мертв своей свершенностью. Мне ближе то, что предвосхищает его. что дает жизнь моменту, становится его прообразом. Предмомент — вот что обладает поистине магическим влечением и заслуживает серьезного изучения. У предмоменета всегда есть выбор, у момента нет!
Приди и верь в меня! Те, кто верит в меня, будут опять жить. Иди! Те, кто верит в меня, не могут умереть.