Тебе когда–нибудь приходилось убивать людей, потому что они уже убили твоих друзей и собирались сделать это с тобой? Ты совершал вещи, из-за которых потом боялся себя самого? Был ли ты весь в крови настолько, что уже не понимал твоя ли это кровь, или ходячих или твоих друзей? А? Тогда ты ничего не знаешь.
— Меня нужно было бросить, когда я рухнула.
— Вот это уже глупо. Мы тебя любим. Очень любим.
— Они могли пострадать.
— Если ценишь людей, без страданий не обойтись.
— А это кто такой хмурый?
— Хмурый дяденька это ты.
— Зачем ты рисуешь меня хмурым?
— Он ведь умеет улыбаться.
— А вот это его большой живот.
— Папин большой живот.
— Рик говорит прыгать, а Дэрил уточняет насколько высоко.
— Ну да. Он Рику нужен. Рик его уважает. Ему то, он грязную работу не поручает.
Мы еще живы, Рик. Было столько всего, что нам казалось непреодолимым, но, несмотря на все эти трудности, мы справились.
Мы всё ещё здесь. Мы оба живы. И абсолютно ничто не сможет сломать нас. Это нам дано не зря. Это что-то, да значит.
«Мы не подчиняемся обстоятельствам», — это ты сам говорил.
Мы умеем выживать. Мы должны бороться.
Не за себя. А ради Джудит. И Карла. За Александрию и Хилтоп. Ради всех нас.
Мы можем одолеть их, Рик. Придумаем, как убить их.
Но только... если... если... если мы будем... вместе.
Иногда я завидую мертвецам.
Я оставила в прошлом так много тех, кого так любила.
От перемен можно потерять голову.
— Раньше я жалел детей, которым выпало расти сейчас. Здесь. Но, кажется, я все не так понял. Взрослея, дети приспосабливаются. Им становится проще.
— Мир не такой. И не может быть таким.
— Может. Да.
— Это капитуляция.
— Это реальность.
— Пока мы не убедимся в обратном, это то, с чем придется жить.
— Нам тут скрывать нечего.
— Люди, которым скрывать нечего, об этом не говорят.