Митя – цитаты персонажа

10 цитат

Я не понимаю, зачем нужен секс. Говорят, что он приносит людям удовольствие. Не знаю. Мне кажется, что это просто самогипноз. Люди хотят почувствовать себя счастливыми и не могут, а поэтому придумывают себе всякие «удовольствия».
Главным выбрали секс. Все удовольствия можно купить. Секс тоже можно купить. Но это особый случай. Люди хотят, чтобы их хотели без денег. Поэтому и выбрали секс. С удовольствием всегда так — чем больше препятствий и проблем, тем больше удовольствие.
Впрочем, если у человека сколько угодно секса или нет совсем, или нет такого, какого он хочет, у него начинается депрессия (депрессия — это отсутствие удовольствия). А значит, секс — удовольствие выдуманное.
Весь секс — это мифы о сексе. Много мифов. Мифы о том, что это приятно, что секс делает человека счастливым, приносит радость, сближает людей. Еще говорят, что это лучшая разрядка. «Секс полезен для здоровья!»
На самом деле секс — это мечта о несбыточном счастье. Сам секс, конечно, возможен — дурное дело не хитрое, но он не приносит ожидаемого счастья. Он только щекочет людям нервы, обещает блаженство, дразнит. Но не дает.
Секс — гимнастические упражнения. Тела сплетаются, словно дерущиеся друг с другом тараканы. Они пыхтят, сопят, трутся друг о друга, а главное — тыкаются разными своими частями.
И все для того, чтобы сбросить напряжение, которое и возникло-то лишь из-за мыслей и мечтаний о сексе. Замкнутый круг — подумал, помечтал, напрягся и пошел «сбрасывать». Все мазохисты.
Об удовольствии от секса только говорят, а если приглядеться — это крик, стоны и обиды. Секс — это основной повод для обид между людьми.

Я сидел в тишине и слушал, как стучит моё сердце. Словно для него время идёт по-другому. Торопится. Будто часовой механизм у бомбы, заложенной под зданием мира.

Я испытываю внутреннюю опустошённость... Я ничего не испытываю... Я опустошен... Внутри... Меня поместили в изолятор. В одиночку. Клетка. Окно зарешечено. Только одна кровать и всё.

А об учебе разговариваете? — Нет, говорю, не разговариваем. Только по необходимости, когда ЛАБАЕМ. Она обрадовалась такая, говорит: «Я знаю, что такое ЛАБАТЬ, это когда на гитаре играют!» Я говорю: нет, это когда лабораторную работу делают.

— Какого черта ты все рассказал Кириллу?
— Вер, это не я.
— Идиот.
— Вер...
Нет, это я идиотка.
Вера, рано или поздно о нас все бы узнали. Я вообще не понимаю, почему я должен что-то от кого-то скрывать.
— Потому что не тебе решать, когда и что узнавать моему сыну.
— Ну давай я с ним поговорю. Я постараюсь всё ему объяснить.
— Что объяснить? Ты кто такой? Если у нас пару раз что-то было, это вообще нечего не значит. Так, послушай меня. Я запрещаю тебе приближаться ко мне, к Кириллу и к нашему дому, понял?

— Я пришел попрощаться.
— В чем подвох?
Нет никакого подвоха. Просто я хочу, чтобы ты была счастлива, а если для этого тебе нужен Никитин, я не хочу вам мешать. Поэтому я уезжаю.
— Мить, Никитин тут вообще ни при чем.
— Вер, я знаю, что Кирилл — сын Никитина, и что ты все время ждала, что он вернется.
— Тебя это не касается.
— Признайся, что ты его любишь, что хочешь быть с ним.
— Понятно, все вокруг знают, чего я хочу от жизни, одна я ничего не понимаю.
— Ну, вот и разберись. Ладно мне пора...
Блин, и как этому Никитину так повезло... Надеюсь, хоть сейчас оценит...

Сынок, ты прости меня. Если бы я не лез к тебе со своей моралью, наверное, все было бы хорошо. Но я так переживаю за тебя. Я тебя очень люблю...
— Пап, ты ни в чем не виноват. Никто не виноват. Просто, вот так получилось. Я очень рад, что ты приехал...

Раньше было в жизни что-то удивительно простое и самое главное, а потом исчезло, и только тогда стало понятно, что оно было. И оказалось, что абсолютно всё, чего хотелось когда-то раньше, имело смысл только потому, что было это, самое главное. А без него уже ничего не нужно. И даже сказать про это нельзя.