Нэдзуми был готов к тому, что Сион станет кандалами, сковывающими его лодыжки. Но и противоположное тоже имело место. Возможно, он сам превратится в оковы, обхватившие запястья Сиона.
«Поэтому...»
Нэдзуми отвел взгляд.
«Поэтому от людей столько проблем. Чем больше ты имеешь с ними дело, тем сильнее становятся путы. Они ограничивают движения. Становится тяжелее жить только для себя. Может, нам вообще не стоило встречаться? Может, однажды, Сион, ты тоже придешь к такой же мысли».
— Ты проиграл, Нэдзуми.
— Что?
— Ты нашел для себя что-то, что надо защищать — ты проиграл. Таковы местные правила. Ты сам это знаешь лучше кого-либо.
Нэдзуми открыл дверь.
Перед ним была его комната, полная книг и почти лишенная мебели.
Она казалась пустой, темной и более просторной, чем обычно. У него кости заныли от ее холода, темноты и пустоты.
Вот что значит привязаться к кому-то. Он больше не сможет жить один. Это была одна из хитроумно расставленных ловушек, подстерегающих на каждом углу. И в этот раз Нэдзуми попался.
У меня еще есть шанс?
Сион, смогу ли я снова жить без тебя? Смогу ли я вытащить себя из ловушки, которой ты стал?..
Если Сион умрет, что-то сильно изменится.
Он не хотел, чтобы Сион умирал. Он будет страдать. Не Сион, но он сам — Нэдзуми — будет страдать. Он снова переживет эти муки и будет заживо гореть в адском пламени.
«Вы, наверное, шутите. Мне этого уже хватило».
Он не хотел его терять. Он не хотел испытывать угрызения совести того, кто остался жив.
«Стоп. Я не хочу его терять? Я буду страдать?»
Вот до чего он дошел. Ему захотелось свернуться калачиком на земле.
Он спас Сиона, чтобы вернуть ему долг. Вот как оно было. Он не хотел к нему привязываться. Он никогда не хотел ни к кому привязываться. Он развивал только такие отношения, которые легко можно было оборвать.
«Никогда не открывай никому свое сердце. Верь только себе».
— Я... не хочу его терять...
Не плачь за других. Не дерись за других. Плачь и дерись только за себя самого.
— Даже не думай желать узнать больше о чужом человеке... Чем больше узнаешь, тем сильнее привяжешься. И мы уже не сможем быть чужими. Для тебя это станет проблемой.
— Для меня? Почему?
— Когда мы станем врагами, ты не сможешь меня убить.
— Ты сожалеешь, что остался жив?
Сион медленно покачал головой.
— Нет.
Он не хотел умирать. Даже если бы его сразили, он бы все равно полз по земле, чтобы выжить. У него не было четких целей и надежд. У него не было видов на будущее. < ... >
Жизнь заключалась в чудесном вкусе воды, смягчившей его горло. Она была в цвете неба, открывшегося его взору, в умиротворяющем вечернем воздухе, свежеиспеченном хлебе, ощущении прикосновения чьих-то пальцев, в мягком, тайном смехе, в неожиданном признании, неуверенности и колебаниях. Все эти вещи связаны с жизнью и он не хочет их терять.
— Недзуми... — прошептал он. — Я... хочу жить.
Может, не так уж и плохо укрыться в этом сыром царстве мглы, свернуться клубком и не двигаться. Заснуть... погрузиться в глубокий сон и тихо умереть. Это же почти не больно, лишь легкий холодок коснется тела.
Сдался — значит, тебе конец.