Святослав Койфман – цитаты персонажа

Хорошо пошмонали, — говорил мне Гоша после того, как переполох улегся. — А ты знаешь, между прочим, что значит слово «шмон»?
«Нет», — отвечал я.
«Надо же. А по виду вроде еврей».
«При чем здесь это?»
«Шмон» по-еврейски значит «восемь часов».
«Ну и что? Мне все равно непонятно».
«В восемь часов раньше в тюрьмах был обыск. Обязательно каждый день».

Поэтому то ли от боли в груди, то ли оттого, что я смотрел на тень капитана, падавшую из окна, я начал думать о смерти. Подрагивая на снегу у моих ног, бесплотный милиционер держал в руках бесплотную книгу. Я смотрел на него и думал, что, расписавшись там, на второй странице обложки, я установил наконец прямую связь с миром теней. Аид располагался от меня теперь на расстоянии полуметра. Глядя на то, как капитан в своем призрачном царстве перелистывает страницы, я вдруг понял, что в смерти ничего страшного нет. И, может быть, даже наоборот. Я понял, что там должна быть очень хорошая литература. Ведь Пушкин вряд ли перестал там писать. И у Достоевского вышло, наверное, еще томов двадцать. И всё это, наконец-то, можно будет прочесть. И послушать что нового спел Элвис. Плюс оттянуться с Венечкой. Похмелья там точно не должно быть. Не те эмпиреи.

Санитары и нянечки не узнавали меня. <...> Они привыкли воспринимать любые проявления душевного подъема с опаской. Их опыт подсказывал им, что беспричинный энтузиазм чаще всего заканчивается плачевно. Аминазин, по их мнению, в этом случае был самым надежным средством.

За прошедшие тридцать лет её атака потеряла ту страсть, с которой японские летчики поднимали в воздух свои истребители в ночь нападения на Перл-Харбор, однако время от времени у меня ещё появлялась возможность испытать на себе гнев божества-камикадзе, влюблённого до потери памяти в своего микадо — в то, ради чего можно и, в общем, хочется умереть.