Любой роман — как и любой кинофильм и любая театральная пьеса — зачастую плод многих лет упорного труда, сомнений и переосмыслений.
По натуре своей я одиночка, который привык таскать в кармане книжку, но так и не удосужился обзавестись учетной записью в «Фейсбуке». Эдакий затворник, не очень-то приспособившийся к эпохе поборников кнопки «лайк».
Тут я вспомнил притчу о скорпионе и лягушке: «Зачем ты ужалил меня? — спрашивает лягушка скорпиона, когда они вдвоем оказались на середине реки, — ведь ты умрешь вместе со мной». «Потому что я скорпион», — отвечает ей тот».
Быстротечное время совсем меня не пугало. Я не впал в уныние, когда отметил свое сорокалетие и когда у меня побелели виски. Сказать по чести, мне даже не терпелось постареть, потому как это означало отдалиться от прошлого, не имеющего ничего общего с потерянным раем, но казавшегося мне эпицентром драмы, от которой я убегал всю свою жизнь.
Мы буквально читали мысли друг друга, и наше взаимопонимание неизменно меня изумляло. Винка стала для меня родной душой, которую я ждал с той поры, как достиг того возраста, когда начинаешь кого-то ждать.
Как большинство влюбленных, переживающих первую любовь, я думал, что уже никогда не смогу испытать столь глубокое чувство к кому бы то ни было.
Ни одна девица не стоит того, чтобы из-за нее я забросил учебу.
Это ему сказала мать.
Я придумал Винку такой, какой она должна была бы быть, по моему разумению, и не замечал ту, какой она была на самом деле. Я наделял ее качествами, которые существовали только в моем воображении. И даже не мог допустить, что глубоко заблуждался.
В далекой юности только благодаря книгам понял, что никогда не останусь в одиночестве.
Когда я обкладывался книгами и погружался в творческую обстановку, на душе у меня становилось легче. Я физически ощущал, как все мои тревоги отступают.
Поль Видаль де ла Блаш — французский географ
Такова одна из причуд жизни. Будучи сам как на иголках, я тем не менее обладал странным свойством успокаивать людей.
- 1
- 2