Обремененный неумеренным знанием, мир преждевременно одряхлел. Но толпа — основная масса человечества — этого даже не заметила или, живя энергичной, но лишенной счастья жизнью, не пожалела заметить.
из рассказа "Беседа между Моносом и Уной".
Обремененный неумеренным знанием, мир преждевременно одряхлел. Но толпа — основная масса человечества — этого даже не заметила или, живя энергичной, но лишенной счастья жизнью, не пожалела заметить.
из рассказа "Беседа между Моносом и Уной".
... Ах, Смерть, тот самый призрак, что восседал во главе стола на всех празднествах! Как часто, Монос, терялись мы в предположениях о ее природе! Как загадочно обрывала она наше блаженство, говоря ему: «Доселе и не дальше!» Та чистая и искренняя взаимная любовь, что горела в наших сердцах, мой Монос, — о, как же самонадеянно были мы убеждены, испытав счастье при ее первом проблеске, что наше счастье будет возрастать вместе с нею! Увы, по мере ее роста, рос в наших сердцах и страх пред тем злым часом, который спешил разлучить нас навсегда! И так с течением времени любить стало мукой. Даже ненависть в сравнении с этим показалась бы милосердием!
из рассказа "Беседа между Моносом и Уной".
... Помнится, он (среди прочего) особенно настаивал на том, что главнейшим источником ошибок во всех умозрительных построениях было неотъемлемое свойство разума недооценивать или преувеличивать важность того или иного объекта вследствие неправильной оценки его отдаленности.
из рассказа "Сфинкс"
... Так радость постепенно становилась кошмаром, самое прекрасное превращалось в отвратительнейшее, и Гинном преображался в Геену*.
*Геена - долина к юго-западу от Иерусалим, символ Судного дня в иудаизме и християнстве. В исламе равнозначно понятию "ад". До конца 2 тыс. до н.э., когда там начали совершаться языческие жертвоприношения, носила название Гинном.
Ибо счастье — размышлять и удивляться, и счастье — грезить.
Я так долго был погружен в свои мысли, что в конце концов лишился разума.
Я схожу с ума с длинными интервалами ужасного здравомыслия.
О прошлых радостях во сне
Я по ночам мечтаю —
Но сердце разбивает мне
Моя мечта дневная.
Днём чтó покажется не сном
Тому, чей взор с тоскою
Не видит ничего кругом
И обращён в былое?
Священный сон, священный сон!
Что мне людей упрёки?
Твоим мерцаньем ободрен
Был дух мой одинокий.
Хоть лучик твой в дали ночной
Дрожит, едва лишь тлея,
Но даже правды свет дневной
Не может быть светлее.
Перевод Георгия Евсеевича Бена
Мнение большинства — всегда ошибочно, ибо большинство людей — идиоты.
(Общественное мнение — заведомо ложное мнение, так как большинство людей полные идиоты.)
Никакой транспорт не будет попутным, если не знаешь, куда идти.
Среди раздумья стылых плит
Твоя душа себя узрит, —
Никто не внидет в сумрак ложа,
Твой сокровенный час тревожа.
Молчи наедине с собой,
Один ты будешь здесь едва ли.
Ведь духи мёртвых, что толпой
Тебя при жизни окружали,
И в смерти вновь тебя найдут:
Их воля явственнее тут...
Погасит мрак сиянье ночи
И звёзды, затворяя очи
Не обронят с престольных круч
С надеждой нашей схожий луч.
Но звёзд померкших отсвет алый
Покажется душе усталой
Ожогом, мукой, дрожью век,
И он прильнет к тебе навек.
Не сгонишь этих мыслей с круга,
Круг образов замкнется туго
Они, в душе найдя приют,
Как росы с луга не уйдут.
Затих Эфир — дыханье Бога, —
И дымка над холмом полого,
Прозрачно, призрачно дрожит.
Как знаменье, она лежит
На деревах под небесами, —
Таинственней чем тайны сами...
С детства я не был таким, как другие. Не видел так, как видели все.