А на удостоверениях о смерти фото не нужны.

О, Неббия, бесформенная и серая, как северная, российская, питерская тоска в душе еврея Кона, который не в силах освободиться от своей обостренной генетической памяти.

Он посмотрел на нее с удивлением, но это было только — удивление: за ним горой стояла усталость, которая, он знал, никогда не рассосется.

Бросить место рождения в общем-то равносильно вырыванию корня жизни, но дважды — это уже нечто непереносимое, нечеловечески трудное, лишь однажды возникающее — ты живешь на переправе, для тебя нет ни этого, ни того света, ты попал в ту область существования, где тебя все время везут в Поля мертвых, ты уже не здесь и не там.

Может и вправду все дело в том, что я из Иерусалима? Там живешь как на берегу. Между земным и небесным. Ты уже настолько связан с небесным, что к тебе потеряли интерес земные.

Порой эта дегустация Рима походит на духовное обжорство, на чревоугодие, приводящее к пресыщению. На самом деле это хуже обычного обжорства: там отделываешься отравлением желудка, здесь — отравлением всего существования.

Опять кто-то в верхних этажах запустил на полную мощь Высоцкого, установив над пространством улицы музыкальный террор.

География Рима — как биография каждого.

Никогда не знал Кон, не понимал, что означает в жизни — постоянство. Всегда понимал себя временным.

В эти мгновения Кон воспринимает свою аллергию к этому миру, свое отчуждение от него — как недостаток. С детства он знает за собой это болезненное неумение вживаться в привычное окружение...

— Иногда я пугаюсь, — говорит Майз, — пугаюсь оттого, что внезапно испытываю зависть к этому исчезновению, некоему огненному проживанию, прожиганию жизни на пределе ее возможностей... Но тут же прихожу в себя: Господи, не дай мне испить от неистовой радости, которую испытываешь перед окончательным помутнением рассудка.

А пока напропалую — Флоренция. Масличные сады. Майз шепчет: на иврите — давильня масла — Гат шманим — Гефсимания. Пронеси меня чаша сия — в ночи иерусалимской, ночи флорентийской.
Ангелы спят.
Апостолы спят.
Сон предателей.