Нас уже утомила неискренность и условность нашей жизни. Поэтому тем из нас, кто более чуток, уже давно хочется жизнь изменить.

Можно ли жить, когда есть грубые и грязные мысли. Пусть они и не мои, не во мне зародились, — но разве не моими стали эти мысли, как только я узнала их? И не все ли на свете мое, и не все ли связано неразрывными связями?

Его одиночество, молчаливость и поношенная, хотя чистенькая одежда показывали, что он из бедной семьи и стесняется этим обществом нарядных бойких детей. А все-таки он улыбался, — но и улыбка его казалась жалкой. Мать посылала иногда Гришу к своим богатым родственникам, где Гриша всегда чувствовал скуку и неловкость.

Проходили годы за годами. Из бойких, смелых детей, что собрались на именины Леши Семибоярова, вышли ловкие смелые люди, и мальчишка, обанувший Гришу, нашел, конечно, свою дорогу в жизни, — а Гриша, стал, разумеется, неудачником.

Передонов не любил размышлять. В первую минуту он всегда верил тому, что ему скажут.

Откуда-то очень издалека доносилась музыка: должно быть предводителева дочь играла на рояле. Слабые, нежные звуки лились в вечернем тихом, темном воздухе, наводили грусть, рождали сладкие мечты.

У него не было любимых предметов, как не было любимых людей, — и поэтому природа могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их.

Без врагов свинья жила, да и ту зарезали.

Странности в поведении Передонова все более день ото дня беспокоили Хрипача. Он посоветовался с гимназическим врачом, не сошел ли Передонов с ума. Врач со смехом ответил, что Передонову сходить не с чего, а просто дурит по глупости.