Мы, видимо, тогда чего-то не сказали,
забылись обстоятельства, детали.
Да, собственно, — о чем? Да, собственно, — когда?
Да с Вами ль, наконец... Не помню, вот беда.
Завелась в мужской породе
удивительная прыть:
одну любят — к другой ходят,
чтоб о первой говорить.
Так и зима промелькнет, и весна придет,
и ласточка спустится из небесных далей.
Звал ты ее, не звал — это ее черед,
ее право — и не мы его дали.
Право облака — не вовремя дождь лить,
право яблони — расцветать бело-розовым раем.
Право человека — любить или не любить,
но он не птица, не облако: он выбирает.
Спасибо августу, спасибо
за яблоки в чужих садах,
за то, что кто бы, с кем бы ни был -
он возвращается сюда,
где костерок чужой дымится,
и голос незнакомой птицы
звучит надрывно и тревожно,
как будто всё еще возможно.
Еще я вспомню поздний ужин
и быстрый взгляд чужого мужа.
Не знаю — что, но, может быть,
придется что-нибудь решить.
Это август.
Ничего не выйдет.
Знаешь ты и слишком знаю я...
Промокло правое плечо,
а левому — так горячо,
когда под зонтиком вдвоем...
Беседуя, одним путем,
и даже под руку идем.
И не могла пять лет назад
надеяться дожить я
до дня, в котором мы идем
под зонтиком... Идем вдвоем...
Здесь, на обратной стороне — любви? Луны?
всё те же горы и моря, всё те же сны.
На этой вечно теневой, где мы с тобой,
звучат такие же слова, что и на той.
И разницы особой нет, где свет, где тьма,
и не от чего волком выть, сходить с ума,
оттенки тонкие искать в простых словах,
и краденые полчаса топить в слезах.
Ты ведь тоже, в сущности, одинок,
несмотря на жену, собаку, дом в предместье
мегаполиса... Знай, сверчок, свой шесток
и благодари за то, что пока есть он.
Маэстро, врежьте отходняк
на духовых, ударных, струнных,
ввергая чаек в кавардак
и сотрясая мир подлунный.