Из старой записной книжки.
Язык — инструмент; едва ли не труднее он самой скрипки. Можно бы еще заметить, что посредственность как на одном, так и на другом инструменте нетерпима.
Женское сердце — тёмная книга; как ни читай, ни перечитывай её в разных и многочисленных изданиях, а до всего не дочитаешься. Всё, кажется, идёт и читается просто, вдруг встретятся такие неожиданности, такие неправдоподобия, что разом срежет: становишься в тупик, и переворачиваются вверх дном все прежние испытания и нажитые сведения.
Из записных книжек.
Мне не к лицу шутить, не по душе смеяться,
Остаться должен я при немощи своей.
Зачем, отжившему, живым мне притворяться?
Болезненный мой смех всех слёз моих грустней.
1870 год.
Сфинкс, не разгаданный до гроба,
О нём и ныне спорят вновь;
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь.
Дитя осьмнадцатого века,
Его страстей он жертвой был:
И презирал он человека,
И человечество любил.
Сентябрь 1868 год.
Речь, очевидно, идет о Вольтере, которого Вяземский глубоко почитал всю свою жизнь.
Вот вы и я: подобье розы милой,
Цветете вы и чувством и красой;
Я кипарис угрюмый и унылый,
Воспитанный летами и грозой.
И будет мне воспоминанье ваше,
Подобно ей, свежо благоухать,
При нем душе веселье будет краше,
При нем душе отраднее страдать.
Когда же вам сгрустнется, и случайно
Средь ясных дней проглянет черный день, -
Пускай мое воспоминанье тайно
Вас осенит, как кипариса тень.
1852, Карлсбад.