Сердца способны разбиваться. Да, сердца способны разбиваться. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы умирали, когда они разбиваются, но мы не умираем.

Ему её не хватало, но всё-таки он чувствовал облегчение. Так постоянно ощущалось какое-то странное напряжение. Точно гудение электричества, такое постоянное, что к нему привыкаешь и не замечаешь его, а потом оно вдруг обрывается и ты понимаешь, как прочно оно вошло в твою жизнь.

Опасная у него улыбка. Как трясина. Зайти легко, выйти — куда как труднее.

... весной всякий становится красавцем, если спешит на встречу со своей мечтой.

— Ральф, почему ты так странно на меня смотришь?
«Потому что ты очень красивая и потому что я в тебя влюбился, — зачарованно подумал Ральф. — И сейчас я настолько в тебя влюблен, что мне кажется, я тону в тебе. И знаешь, мне нравится такая смерть».

Не зря говорят, что истинная любовь поражает как молния.

Время — это замочная скважина. Да, наверное, так и есть. Иногда мы нагибаемся и заглядываем в эту скважину. И ветер, который мы чувствуем у себя на лице — ветер, дующий сквозь замочную скважину, — это дыхание живой вселенной.

Костёр догорел. Звёзды уже бледнели. Ветер так и не угомонился. У ветра тоже была своя история, которую он рассказывал в пустоту.

Насколько другой может показаться дверь, если находишься с теплой стороны.

Он отправился покорять новые земли только с тем, что было одето на нем, потому что ничего не желал нести с собой из Честер Милла. Кроме пары приятных воспоминаний, но для них ему не нужны были ни чемоданы, ни даже рюкзак.

Я всегда замечала, что у девочки, когда она влюбляется в мальчика, глаза сияют так, будто за ними фонарик включили.

Он проник в её голову и поселился там, жилец, не прислушивающийся к просьбам хозяйки освободить помещение.

Ни один живой организм не в состоянии долго выносить абсолютную реальность и оставаться здоровым; даже птицы и кузнечики, по-видимому, иногда грезят.

Энди вытащил свою свободу, как невидимый пиджак из пыльного шкафа, — и примерил вновь.

Душа ее познала покой, как будто ее расправили и отгладили утюгом.