– Все равно ведь все не раскупят. Полно же леса останется. Надо что-то делать. Может, излишки уркам продадим?
– Ага, а потом нас же этими стрелами и истыкают, как Боралгина.
– Надо сразу договориться, чтобы по нам не стреляли.
– Да ты совсем обалдел, коммерсант хренов!
— Не волнуйся. Сейчас навар прикинет – отойдет.
– Мы уполномочены сделать вам предложение.
– Какое, например?
– Мораторий на продажу бензопил! Это во-первых. Во-вторых, полная электрификация и запрет на использование дров.
– И древесного угля тоже. Потому что угольные карьеры – это наши братские могилы.
— Кролик — это не только мясо, но еще и ценный мех. Я себе из них трусы меховые пошью.
— Что ж ты, гад, творишь?! Кролики — это не только ценный мех, это еще нам, хаббитам, дальние родственники.
– Федор Михалыч, а давай ты меня теперь будешь звать по-другому?
– Это как, Сеня?
– Зови меня теперь Сеня Лютый.
— Да мы с тобой тоже парни-ураган! Практически, как Проктор и Гэмбл.
— В каком смысле?
— В смысле два в одном флаконе.
Голый, у которого раздвоение личности, разговаривает сам с собой.
— Поздно пить Боржоми, когда почки отлетели
— Я не понял... Это чё, типа поговорка такая?
— Это я типа сам придумал.
— Батя, ты остряк... скучать не даешь. Фима Шифрин просто.
— Ну это паренек из наших, в законе, зовут Сеня Ганджубас.
— Ганджубас — это пять.
— А это — Федор Сумкин.
— Сумкин? Сумкин — это два...
Крути педали, пока не дали!
В Новой Зеландии круто. Но на Мосфильме откат больше.
Довелось нам, Сеня, поручкаться с самим Голым. Он меня трогал за всякое, гад такой!
Увести его и поставить водочную клизму, похмеляться утром не давать!
Керосин у фашиста кончился, на дозаправку гад полетел.
На болотах Мордора их опалил дракон Саурона