Собачье сердце – цитаты из фильма

В очередь, сукины дети, в очередь!

Филип Филиппович: — Зина, там в приёмной... Она в приёмной?
Шариков: — В приёмной, зелёная, как купорос.
Филип Филиппович: — Зелёная книжка...
Шариков: — Ну, сейчас палить. Она казённая, из библиотеки!
Филип Филиппович: — Переписка — называется, Энгельса с этим чёртом... В печку её!

А что означает эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да её вовсе и не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах.

Где же это видано, чтобы человек проживал не прописанный в Москве?

— А вдруг война с империалистическими хищниками?
— Я воевать не пойду никуда!
— Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учёт надо взяться.
— На учёт возьмусь, а воевать — шиш с маслом. Я тяжко раненый при операции.

— И, Боже вас сохрани, — не читайте до обеда советских газет.
— Гм… Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте.

— У вас же нет подходящего происхождения?
— Какой там чёрт! Отец был судебным следователем в Вильно.
— Ну вот, это же дурная наследственность. Пакостнее и придумать себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня ещё хуже. Отец — кафедральный протоиерей.

— Что-то вы меня больно утесняете, папаша.
— Что?! Какой я вам папаша! Что это за фамильярность? Называйте меня по имени-отчеству.
— Да что вы всё: то не плевать, то не кури, туда не ходи. Чисто, как в трамвае. Чего вы мне жить не даёте? И насчет «папаши» — это вы напрасно. Разве я просил мне операцию делать? Хорошенькое дело: ухватили животную, исполосовали ножиком голову... А я, может, своего разрешения на операцию не давал. А равно и мои родные. Я иск, может, имею право предъявить.

О-о-о!... Етит твою мать, профессор!!!

— Документ, Филипп Филиппыч, мне надо.
— Документ? Чёрт... А, может быть, это... как-нибудь...
— Это уж — извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать.

Почему убрали ковёр с парадной лестницы? М? Что, Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд дома на Пречистенке нужно забить досками, а ходить кругом, вокруг, через чёрный вход?

— Ну а фамилию, позвольте узнать?
— Фамилию? Я согласен наследственную принять.
— А именно?..
— Шариков.

Сейчас ко мне вошли четверо — среди них одна женщина, переодетая мужчиной, двое мужчин, вооруженных револьверами, — и терроризировали меня!

— Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом и за вас не заступились бы самым возмутительным образом, вас следовало бы арестовать!
— За что?!
— А вы не любите пролетариат!
— Да, я не люблю пролетариат...

Но только условие: как угодно, что угодно, когда угодно, но чтобы это была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!