Юрий Меркеев Трещинка

– Да, яда в нём всегда было много, – задумчиво произнесла женщина. – И хоронил он себя уже не раз. На словах только. – Она усмехнулась, и недобрый огонёк засверкал в её красивых изумрудных глазах. – Только на словах, – повторила она. – Он ведь сказочник. В последнюю нашу встречу заявил мне, что забронировал себе местечко в аду среди «многословных и сладкоречивых демонов», то есть среди писателей. Потом, впрочем, уверял меня, что явившийся за ним ангел смерти ошибся адресом и за эту ошибку подарил ему ещё одну пару глаз, и теперь будто бы у него появилось какое-то особое духовное зрение, которое есть только у тех, к кому приходил ангел смерти… Я уже тогда поняла, что от химии он бредит. В конце концов, он оплачивает по счетам. Бог шельму метит. Уверял меня, что смерть не страшна, если её осмыслить. Ну, не бред ли это? Одним словом, сказочник. Господи, чего он только не нёс в бреду! Сообщил мне, что в больнице он узнал, что слова «умирание» и «смирение» – однокоренные, и что смерть – это наивысшая форма смирения, и тот, кто принимает смерть со смирением, попадает в рай.
– Зачем он тогда сбежал из клиники? – спросил Сергей.
– Вот именно, зачем? Этот человек со смертью никогда не смирится. Уж это я знаю точно. Будет изворачиваться как уж, придумывать сказки, окружать себя демонами, но со смертью он не смирится. На словах – да, на деле… – Она покачала головой. – Мне кажется, что не только у меня, но у самого Господа Бога терпение лопается. Хорошо, что Машка не видит отца таким. Пожалуй, она единственная, кто любит его несмотря и вопреки. Дочки всегда любят своих отцов больше, чем матерей. Закон природы. А она к тому же вся в него. Одиннадцатый год пошёл, а она с куклами расстаться не может. В ванную не залезет, пока в неё не закину весь её резиновый зоопарк. Ничего не поделаешь, – вздохнула Вика. – Гены сказочника.