Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной.
(Письма. XXVIII/1. С. 176).
Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной.
(Письма. XXVIII/1. С. 176).
Я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И однако же Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной.
Из письма Н. Д. Фонвизиной, конец января — 20-е числа февраля 1854.
Булгаковский роман — это провокация. Но и сам Христос провокативен. Христос — это Бог, который прячется на земле. Его цель была взойти на крест. Но искупительная жертва не состоялась бы, если бы фаворская слава Христа была бы очевидна всеми и всегда.
<...>
В определенном смысле, Христос был именно таким, как булгаковский Иешуа Га-Ноцри из «Мастера и Маргариты». Таким был «имидж» Христа, таким Он казался толпе. И с этой точки зрения роман Булгакова гениален: он показывает видимую, внешнюю сторону великого события — пришествия Христа-Спасителя на Землю, обнажает скандальность Евангелия, потому что действительно, нужно иметь удивительный дар Благодати, совершить истинный подвиг Веры, чтобы в этом запыленном Страннике без диплома о высшем раввинском образовании опознать Творца Вселенной.
От того, что ты не постиг истину, она не перестает быть истиной.
Христос не давал никаких определений жизни, он никогда не устанавливал никаких учреждений, никогда не устанавливал и брака. Но люди, не понимающие особенности учения Христа, привыкшие к внешним учениям и желающие чувствовать себя правыми, как чувствует себя правым фарисей, противно всему духу учения Христа, из буквы его сделали внешнее учение правил, называемое церковным христианским учением, и этим учением подменили истинное Христово учение идеала.
Послесловие к «Крейцеровой сонате».
Неоднозначное мнение..
Да, неоднозначно.
Если истина не помогает, а вера — помогает, то с чем лучше остаться?
Иными словами: если ложь продуктивнее правды, то не логичнее ли поверить в ложь?
Максим, в цитате совсем не о том.
В цитате противопоставляется истина вере. И предлагается сделать выбор: либо истина, либо вера.
В моем понимании это софистика. Поэтому и высказал свое мнение о неоднозначности цитаты.
Про ложь там ни слова нет...
Quasar, "Если Бога нет, то всё дозволено."
Думаю, что цитате не о либо — либо. Цитата о том, что выбора нет — истина нужна не так, как нужна вера.
Тут не совсем софистика, а скорее «апория» — вымышленная, логически верная ситуация (высказывание, утверждение, суждение или вывод), которая не может существовать в реальности. Тут Достоевский предполагает ситуацию, которая возможна лишь в гипотетическом смысле (обратите внимание на слова — «если б»).
Для истинно верующего христианина — истина во Христе. «Аз есмь путь, и истина, и жизнь» (Ин. 14, 6). «... и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32).
Человеку, который смотрит на всё в свете евангелия, невозможно «доказать», что Христос вне истины.
Христос не может быть вне истины, ибо он и есть истина. Исходя из этого и посчитал мнение Достоевского софистикой.
Речь идёт не о самом факте, а о возможности доказательства оного. Доказать, теоретически можно, но для верующего человека такие доказательства не будут иметь смысла и приняты не будут.
Это для христиан истина — Иисус. Для других вероисповеданий истина — это Бог (в какой-то другой ипостаси).
Достоевский предпочитает быть христианином — это нормально, для человека воспитанного в христианстве.
[Комментарий был удален]
Там какой — то усеченно измененный вариант. Вот более объемный текст письма:
«Я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной.»
Модераторы, верните комментарий. Он не противоречит правилам ресурса. На каком основании удалили?
"Всего на свете мне таинственней,
Что наши вывихи ума,
Порой бывают ближе к истине,
Чем эта истина сама."
И. Губерман.