Старый я стал для этой физкультуры. Если немец не пристукнет, от сердечного приступа помру.
— Зря, что ли, казенный спирт хлебали?
— Знали бы, не хлебали!
— Видишь как получается, комбат, враги у меня и спереди, и сзади.
— У нас у всех так.
— У кого это, у всех?
— У штрафников.
— Легче нквдшников пострелять, и уйти всем куды глаза глядят. Красноперых поди меньше, чем фрицев.
— Ты что сейчас сказал?
— А ты оглох, комбат? Не слышал? Могу повторить.
— Будем считать, что я этого не слышал. Ты говоришь, как враг!
— А я и есть враг. Я — вор с пятнадцати лет. Сейфы у государства бомбил, троих легавых уработал, двоих инкассаторов положил. Стало быть, я — враг и есть.
— Буду ждать, возвращайтесь.
— Это, Василий Степанович, как Бог даст. Что даст, то и поимеем.
До победы не получится, но малость пожить надо.
— А почто вас штрафными называют? Вроде справные, не пьяные, рассудительные...
— А это видать мы в прошлой жизни шибко нагрешили, хозяйка, теперь, стало быть, грехи свои искупаем. А как искупим, снова грешить начнем.
А ты что здесь делаешь, орёл морской? Все там, а ты тут. Это почему так?
Ты, милок, поаккуратней. Здесь не только по 58-ой сидят. Могут обидеться за товарища Сталина, которому мы по гроб благодарны за счастливое детство, за нашу прекрасную юность, за неустанную заботу о нас. Человек ночи не спит, думает, как облегчить наши никудышные жизни. Сделать нас богатыми, сытыми и счастливыми. Так что, ты под монастырь нас не подводи — без тебя охотников хватает.
Отец Михаил про него сказал: «бес он». Вот и всё. И всё, что от него исходит, — бесовщина.
Трудно жить со злым сердцем, и умирать трудно.
