— Мы должны работать. Мы должны зарабатывать деньги. Но более того, Белла, мы должны испытать все. Не только хорошее, но и деградацию, ужас, печаль. Это делает нас целостными, Белла, делает нас состоявшимися людьми. Не капризные, нетронутые дети. Тогда мы сможем познать мир. И когда мы познаем мир, мир принадлежит нам.
— Я хочу этого.
— А теперь иди, трахни кого-нибудь и принеси мне десять франков.
Если Ставка не организует хорошо подготовленные удары и по прежнему будет перебрасывать дивизии по частям, сидеть нам в Могилеве в плотном колечке.
Это твоя привычка к зависимости, желание обрести нечто, чего тебе не хватает. Кто заставил тебя поверить, что другие даруют целостность? Тогда как большее, на что они способны, это лишь дополнять.
Я должна была уйти. Я устала позволять тебе убеждать меня, что я нечто меньшее, чем целое.
Единственное противоядие от душевной уязвимости – цельная идентичность.
Целостность человека — это гармония того, что он думает и что он делает. Но к сожалению, мы часто делаем одно, в тот момент, когда думаем или хотим сделать совсем другое.
— Ты — моя смелость, а я — твоя совесть, — прошептал он. — Ты — мое сердце... а я — твое сострадание. Мы — единое целое, мы не можем быть порознь. Разве ты сама не знаешь, саксоночка?
— Знаю. — Голос дрогнул. — Поэтому мне так страшно. Я не хочу вновь стать лишь половинкой целого, я этого не вынесу.
— Разве ты не видишь, как мало значит смерть, когда мы вместе?
Зоология учит, что из суммы неполноценных особей вполне может составиться гениальное целое.
Выступление оратора похоже на детский конструктор. Нужно скреплять разные независимые между собой детали в одно целое.
Он говорил, что нашел во мне все, что искал: страсть к жизни, умение ценить мелочи, способность находить волнующие приключения в повседневности, любознательный ум и желание контактировать с людьми. Проблема была в том, что он искал все это во мне, а мне хотелось бы, чтобы он смог понять, что счастье возникает от полноценного участия в собственной жизни.
Позволить существовать всем частицам нашей души, а не подавлять одну из них – значит начать жить. Если мы подавляем частицу самих себя, не принимая ее, мы сохраняем в себе эту забитую до смерти частицу, на которой мы не поставили крест, поскольку не позволили ей жить. Тогда эта забитая до смерти частица всей своей тяжестью давит на живые частицы нашей души и губит нашу энергию.