Это в Америке алмазы сверкают, а тут из-за них убивают.
Вот ты, активистка. На случай, если однажды вздумаешь проголосовать, лучше кое-что запомни. Например, что не существует доказательств в пользу утверждения, что Америка — величайшая страна в мире. Мы 7-ые по грамотности, 27-ые в математике, 22-ые в естественных науках, 49-ые по долгожительству, 178-ые по детской смертности, 3-ие по доходу на домохозяйство, 4-ые по рабочей силе и 4-ые по экспорту. Мы обошли другие страны в 3-х категориях: по числу заключенных на душу населения, по количеству взрослых, верующих в ангелов, и по расходам на оборону, которые превышают расходы следующих 26-ти стран вместе взятых, 25 из которых — наши союзники. Конечно, в этом не виновата двадцатилетняя студентка. Но тем не менее вы несомненно принадлежите к поколению худшей точки в истории. И когда вы спрашиваете: «Что делает нас величайшей в мире страной?» — я не понимаю, да вы, ***ь, о чем? О заповедниках?
Вы с серьезным видом рассказываете студентам, что Америка полосато-классно-звездный, и что во всем мире свобода есть у нас одних? В Канаде свобода, в Японии свобода, в Британии, Франции, Италии, Германии, Испании, Австралии, и в Бельгии тоже свобода. В мире 207 независимых государств, в 180-ти — свобода.
Своими наивными, привыкшими к дороге глазами я увидел полнейшее безумие и фантастическую круговерть Нью-Йорка с его миллионами и миллионами, вечно суетящимися из-за доллара среди себе подобных. Безумная мечта: хватать, брать, давать, вздыхать, умирать — только ради того, чтобы быть погребенным на ужасных городах-кладбищах за пределами Лонг-Айленд-сити.
Американцы привыкли верить, что только их фильмы, только их звезды и только их «Оскар» есть то единственное важное и интересное, что происходит во всем мире кинематографа. Остальное для них – этакая тараканья возня.
– У нас в маленьких городках, – говорил он, – люди уходят из дому, не запирая дверей. Сэры, вам может показаться, что вы попали в страну поголовно честных людей. А на самом деле мы такие же воры, как все, – как французы, или греки, или итальянцы. Все дело в том, что мы начинаем воровать с более высокого уровня. Мы гораздо богаче, чем Европа, и у нас редко кто украдет пиджак, башмаки или хлеб. Я не говорю о голодных людях, сэры. Голодный может взять. Это бывает. Я говорю о ворах. Им нет расчета возиться с ношеными пиджаками. Сложно. То же самое и с автомобилем. Но бумажку в сто долларов не кладите где попало. Я должен вас огорчить, сэры. Ее немедленно украдут. Запишите это в свои книжечки! Начиная от ста долларов, нет, даже от пятидесяти долларов, американцы так же любят воровать, как все остальное человечество. Зато они доходят до таких сумм, которые небогатой Европе даже не снились.
Не только в Америке, но и в любой другой стране мира люди далеки от совершенства.
— Справедливость? Нет в Америке справедливости. Существует только одна справедливость. Спроси семью Кеннеди, спроси мертвых, да любого спроси!
Дюк встал с кресла качалки... и достал пушку сорок пятого калибра.
— Вот она. Это и есть единственная справедливость в Америке. Это единственное, что понятно любому.
Страдание негритянского населения — это основа, на которой покоится Америка.
Американцы гордятся лучшим, а мы умеем любить даже худшее, что в нас есть. Мы восторгаемся: «Как он, сволочь, пьет! Ах, как гуляет!»
Но в Америке дело народного питания, как и все остальные дела, построено на одном принципе – выгодно или невыгодно. Под Нью-Йорком невыгодно разводить скот и устраивать огороды. Поэтому люди едят мороженое мясо, соленое масло и недозревшие помидоры. Какому-то дельцу выгодно продавать жевательную резинку – и народ приучили к этой жвачке.
Речь идет р разработке нефтяных месторождений.
Психология толпы отупляет Америку до самых кишок.
- 1
- 2