Гордость может свести с ума и заставить забыть о чувстве собственного достоинства. А если здесь замешана безумная поруганная любовь, чувства могут выйти из берегов.
— Вот послушайте... «Человек за все платит сам: за веру, за неверие, за ум, за любовь – потому он свободен!... Вот что такое человек?... Человек это не ты, не я, не они… нет! Человек – это ты, я, они, Наполеон, Магомет… в одном! Это – огромно! Человек! Это – великолепно! Это звучит… гордо!»
— Это всё неправда.
— Что?
— Ну как вот у вас? «Человек! Это звучит… гордо!» Посмотрите на нас... Разве здесь может человек звучать гордо? Говори вы это с усмешкой, с издёвкой, я, быть может, вам и поверила бы...
Раздражение – острое проявление озлобления и недовольства. Причиной раздражительности всегда является гордость и самолюбие. Сколько бы человек ни говорил о любви, он, раздражаясь, обнаруживает отсутствие в нем этой важнейшей добродетели. Христианин не должен раздражаться.
Один афонский старец как-то сказал: «Не упускайте возможности угодить Богу ласковым обращением с людьми». Мы порой ищем, что можно сделать хорошее для своего спасения, и не замечаем, что такая возможность рядом. Она предоставляется нам почти каждую минуту. Напротив, постоянной раздражительностью мы обесцениваем наш труд.
Я много ездил, много повидал: пока только европейцы гордятся собой, большая часть мира себя стесняется.
Мы вправе гордиться силою нашего воображения, ибо все наши блага являются плодом его.
— Не подумай, что старый Скудоум не умеет благодарить или что его старая шея не гнется. У стариков шеи часто гнутся лучше, чем у молодых, да?
Он посмотрел на Огнеяра с лукавой усмешкой — догадался, что его молодой собеседник совсем не умеет кланяться.
— Это большое искусство, — тоже усмехаясь, ответил Огнеяр. — Ему обучаются с годами, когда уже нет сил держать оружие.
— Нет, ему можно обучиться и раньше, если не любишь пускать оружие в ход.
Наша собственная гордость помогает нам распознать ее в других; вообще же повадки гордецов выдают их с головой.
— Почему же он сразу не сказал об этом?
— Не знаю, милая. Может, дело в гордости? Я это уважаю.
Горе писателю, который не культивирует в самом себе манию величия, а спокойно наблюдает за её угасанием. Вскоре он заметит, что нельзя стать нормальным человеком безнаказанно.