Может ли это принести мир? Жители Хельмера стали первыми, кто обрел настоящую самостоятельность. И пусть жизнь из была совсем не радужной, пусть выбор их зачастую был далёк от идеала, а последствия его болезненными...
.... Но это был их собственный выбор, их собственное счастье и их собственное милосердие. Министры, все до одного, были казнены, монструозный и бесполезный чиновничий аппарат постепеннно был упразднен, а здание Министерства превратилось в музей, посвященный бессмысленной жестокости.
Как и везде, я здесь тоже знакомился главным образом с музеями и соборами — не потому, что любил бога или искусство, а просто потому, что в соборах и музеях не спрашивали документов. Перед распятием и полотнами живописи еще можно было оставаться просто человеком, а не субъектом с сомнительными документами.
Но хочу заметить, что идея превращения Венеции в музей так же нелепа, как и стремление реанимировать ее, влив свежей крови. Во-первых, то, что считается свежей кровью, всегда оказывается в итоге обычной старой мочой. И во-вторых, этот город не годится в музеи, так как сам является произведением искусства, величайшим шедевром, созданным нашим видом. Вы ведь не оживляете картину, тем более статую. Вы оставляете их в покое, оберегаете их от вандалов – орды которых могут включать и вас.
Для большинства является аксиомой та мысль, что музеи наполнены священными реликвиями, и это убеждение опирается на тайну, к которой большинство непричастно, – тайну огромного богатства. Или, иными словами, они верят, что подлинное искусство – это прерогатива (в материальном и духовном смысле) исключительно богатых.
Глядя на «Мадонну в скалах», посетитель Национальной галереи (благодаря всему тому, что он слышал и читал об этой картине) будет чувствовать примерно следующее: «Я стою перед ней. Я вижу ее. Эта картина Леонардо не похожа ни на одну другую картину в мире. В Национальной галерее хранится ее подлинник. Если я буду достаточно старательно смотреть на нее, то смогу почувствовать ее подлинность. «Мадонна в скалах» Леонардо да Винчи: она подлинна, а потому прекрасна!»
Отвергнуть такого рода чувства как наивные будет неверно. Они вполне соответствуют многосложному взгляду специалистов по искусству, для которых написан каталог Национальной галереи. Статья о «Мадонне в скалах» одна из самых длинных в нем. Это четырнадцать страниц мелким шрифтом. И ни слова о смысле этой картины. Там рассказывается о том, кто заказал эту картину, о юридических спорах, о том, кому она принадлежала, о вероятных датах ее создания, о семьях ее владельцев. За этой информацией стоят годы разысканий, цель которых – рассеять малейшие сомнения в том, что эта картина действительно написана Леонардо. Вторая же цель – доказать, что практически идентичная картина, хранящаяся в Лувре, – это копия той, что висит в Национальной галерее.
Французские историки искусства пытаются доказать противоположное.
Согласно кантовской эстетике, переживание прекрасного — это удовольствие без обладания. Главная стратегия, которая снижает физическое перепотребление, — это стратегия эстетизации, когда люди начинают получать максимум удовольствия без обладания. Поэтому эстетизация — важнейший тренд современного общества.
Фундаментальным опытом человека современности является опыт его субъективности. В современных обществах происходит поворот к обществу переживаний или обществу впечатлений. Это означает, что элитарное открытие, которое сделали философы на заре модерна, сегодня становится массовым. Это повод поразмышлять о том, что является наиболее интенсивным переживанием в нашей субъективности, когда проблемы сохранения решены. Философская теория модерна говорит, что это эстетические переживания, потому что именно оно является наиболее глубоким, сложным и интересным. Если мы посмотрим на окружающий мир, то увидим, что идет глубинный процесс, направленный на развитие эстетического переживания, связанного со сложными формами опыта. Например, одна из самых быстрорастущих современных культурных индустрий — это индустрия, связанная с музеями — огромными машинами, которые позволяют развивать в себе опыт эстетического потребления. Музей изымает предмет из сферы обладания, помещает его под стекло, и люди, которые приходят в музей, в действительности развивают в себе способность эстетического переживания предмета.
Представьте, что вы в музее. Так вот. Я – ценный экспонат. Трогать меня запрещено.
…Современная цивилизация — это, в сущности, музейная цивилизация. В том смысле, что многие предметы, явления и идеи во все ускоряющемся времени стремительно деактуализируются, становясь реальными или потенциальными объектами музеефикации.
В Стокгольме я повёл детей в корабельный музей, музей Ваза. Это был корабельный музей, но там был всего один корабль, поэтому это скорее корабельный гараж. Но тот корабль из «Вазы», затонул в своём первом рейсе в бухте Стокгольма в начале XVIII века. И тут ничего хорошего, но это главная достопримечательность Швеции. Во многих странах главная достопримечательность — это чудеса строительства типа Оперного Дома в Сиднее или Эйфелевой башни, но шведы сказали: «А вот наше судно, которое затонуло. Поэтому мы и собираем мебель».
Не понимаю музеев, их надо, наверно, научиться понимать, как классическую музыку.
Икона в музее — это как бабочка в гербарии, которая приколота к стенке и которая не живет своей полноценной жизнью. Бабочка должна летать и икона должна находиться в храме.
- 1
- 2