Я люблю горы. Они похожи на вечность. Мне приятно думать, что они стояли здесь тысячи лет назад — и простоят еще тысячи лет, вонзаясь своими острыми вершинами в тяжелое подбрюшье неба. Меня не будет, не будет и моих детей, а горы будут так же смеяться, так же рвать небо в клочья — и так же будут идти века, не затрагивая их надменного облика.
«Потом» – это так нескоро. «Потом» – это даже больше, чем вечность.
Тот, кто тебя любит, существует вечно, он есть ещё до того, как ты с ним знакомишься, он есть ещё до тебя.
А как смеялись и болтали люди на улицах!... Ничто не изменилось с того дня, когда он был еще полон жизни. Ни одна из повседневных мелочей не стала иной оттого, что человеческая душа, живая человеческая душа, искалечена насмерть. Все это было и раньше. Струилась вода фонтанов, чирикали воробьи под навесами крыш, так они чирикали вчера, так будут чирикать завтра. А он... он мертв.
И всё необыкновенно хорошо, все можно потрогать рукой; всё в мире близко и понятно, и так будет всегда.
Ну выйдет человечество в космос — и что? На что ему космос, когда не дано вечности?
Вечность может стать проклятьем.
А ещё...
Словом, как было в старину, так и осталось; ничего не изменилось в наши дни: рассказывая даже об известных фактах, болтливый человек не может удержаться, чтобы не прибавить от себя хотя бы словечко.