Я должен смешать три чашки: одну во здравие, вторую за любовь и удовольствие, третью — для хорошего сна. Выпив три чашки, мудрые гости отправляются по домам. Четвёртая чашка уже не наша, она принадлежит насилию; пятая — шуму; шестая — пьяному разгулу; седьмая — подбитым глазам; восьмая — блюстителям порядка; девятая — страданиям и десятая — сумасшествию и крушению мебели.
Газета — это печатный орган, не видящий границы между падением велосипеда и крушением цивилизации.
— Извини, что мы выпили твоего отца.
— Всё хорошо.
— Ты в порядке? Уверен?
— Да, его еще много осталось. Деррил сделал всего три чашки кофе, думаю, тут осталось еще восемь чашек моего отца.
— Здорово.
— По крайней мере, на вкус он был хорош.
— Неплохой.
— Да, крепкий.
— Он был с сильным ароматом. Ядреная смесь.
Я сижу один. Теперь, наконец, наступит свобода от тех душевных мучений, которые я испытывал. Это не должно ни у кого вызывать удивления. Мои глаза уже очень долгое время говорили об отчаянии. Отверженность, неудачи и крушение надежд сломили меня. Нет никакой возможности вытащить себя из этого ада. Прощай, любимая. Прости меня.
Пояснение к цитате:
мужчина сорока девяти лет, конец XX века
— Ладно, Жанлин, три чашки горячего молока, тост и немного масла, баночка варенья и несколько аккуратно нарезанных ломтиков борбака, и немножко сосисок.
— Вот тебе твой завтрак, крепкий орешек! — [Бросает перед его носом щётку для чистки камина] — Вымети дымоход и наруби деревьев, а потом начинай рубить дрова!
— Сейчас, Жанлин?! Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?
— С самым ленивым спекулянтом на земле?
Конфиденциальности больше не существует. Она принадлежит мне.