Для меня не было сомнений в том, что я не способен на счастливый брак, что у меня никогда не будет детей. Да о чем говорить, если я даже не мог заполучить работу посудомойщика.
Может быть, мне заделаться грабителем банков? Такая же мура, только с выстрелами, дымом и погонями. Но человек должен делать выбор, и на это у него всего один патрон. Почему бы не мойщиком окон?
Я снова почувствовал себя первоклассником, который ничего не знает и с ужасом смотрит на коварных старшеклассников.
Мать посмотрела на меня и задала свой постоянный вопрос: «Генри, почему ты не ешь?».
Возможно, я был недоразвит. Вполне вероятно. Я частенько ощущал свою неполноценность. Мне хотелось просто отстраниться от всего. Но не было такого места, где я мог скрыться. Суицид? Ничем не лучше, чем любая другая работа. Я предпочел бы уснуть лет этак на пять, но разве мне бы позволили.
Прибрежные воды кишели людьми. Что такого притягательного в пляжах? Почему людям нравится толочься на них? Неужели нет более интересного занятия?
Чулки мисс Гридис были почти телесного цвета. Складывалось впечатление, что на ней их вовсе нет, что она сидит перед нами голая, и именно эта кажущаяся нагота, ее ненастоящность, делали зрелище лучше, чем если бы она действительно была без чулок.
Все – эскапизм: играть в гольф, спать, есть, гулять, спорить, бегать трусцой, дышать, ***аться…
Почему я шел у нее на поводу – загадка. Мне даже особо не хотелось ее ломать. Я не соглашался с ее идеями, но она мне все равно нравилась.
Я уже и забыл, что некоторые живут довольно неплохо, пока большинство остальных жрет собственное говно на завтрак.
Когда Ричарда Бартона спросили, что он ищет первым делом в женщине, он ответил: Ей должно быть, как минимум, тридцать лет.
В рагу мне нравится рисковать. Я закидываю туда почти все, и мне иногда сходит с рук.
— Ты ***ешься, — сказала Лайза, — с энтузиазмом человека, ***ущегося в первый раз, однако, ***ешься ты изобретательно.