Джон Фаулз. Волхв

— Если бы я была красивой...
Натянула одеяло на подбородок, словно пряча свое уродство.
— Иногда красота — это внешнее. Как обертка подарка. Но не сам подарок.

Чем глубже вы осознаете свободу, тем меньше ею обладаете.

День за днём небытие заполняло меня; незнакомое одиночество человека, у которого нет ни друзей, ни любимой, а именно небытие, духовная робинзонада, почти осязаемая, как раковая опухоль или туберкулезная каверна.

Я точно бутылка содовой, куда вкачали лишнюю порцию газа. Пенюсь от любопытства!

Или вы оглядываетесь вокруг и приходите в отчаяние, или приходите в отчаяние и оглядываетесь вокруг. В первом случае вы накладываете руки на собственное тело; во втором – на душу.

Мы разом улыбнулись, сознавая, что эти улыбки не смягчают очевидного: мы не верим друг другу ни на грош.

Она держалась так, словно мы расстались всего неделю назад. Но это не помогало. Девять месяцев возвели между нами решётку, сквозь которую проникали слова, но не чувства.

Любой судья и сам рано или поздно становится подсудимым; приговор ему выносят вынесенные им приговоры.

До сих пор я испытывал лишь жажду плотских наслаждений, а ныне познал жажду любви.

Прекрасную картину способен продать только банкрот.

... душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание...

— Труд сделал из обезьяны человека.
— Из меня он человека не сделает.
— Вы против Маркса?
Я показал ему ладони, натертые рукояткой мотыги.
— Я против мозолей.

Стихи и смерть, внешне противоположные, означали одно: попытку к бегству.

Представьте, что в один прекрасный день у вас открывается шестое, до сих пор не познанное чувство, нечто, что выходит из ряда осознания, зрения – привычных пяти. Но оно важнее других, из него-то и рождаются другие. Глагол «существовать» теперь не пассивен и описателен, но активен… почти повелителен.

Всеми её поступками руководил единственный резон: «Хочу».

— И что это за выражение – «нежные чувства»?
— Я молчал.
— Господи, да ты не только любить боишься. У тебя и слово-то это произнести язык не поворачивается.