Как сильно ни отталкивайся и как высоко ни взлетай, а выше головы не прыгнешь!
Из объявления "Бесконечно одинокие качели ищут любящий дом"
Как сильно ни отталкивайся и как высоко ни взлетай, а выше головы не прыгнешь!
Из объявления "Бесконечно одинокие качели ищут любящий дом"
Мне всегда нравились люди с двумя именами — можно выбирать, как называть: Гас или Огастус. Сама я всегда была Хейзел, безвариантная Хейзел.
Я спохватилась, что бездумно разглядываю ободрение над телевизором, изображающее ангела с подписью «Без боли как бы мы познали радость?»
(Глупость и отсутствие глубины этого избитого аргумента из области «Подумай о страдании» разобрали по косточкам много веков назад; я ограничусь напоминанием, что существование брокколи никоим образом не влияет на вкус шоколада.)
— Мам. Сон. Борется. С. Раком.
— Дорогая, но ведь есть и лекции, которые надо посещать. К тому же сегодня... — В мамином голосе явственно чувствовалось ликование.
— Четверг?
— Неужели ты не помнишь?
— Ну не помню, а что?
— Четверг, двадцать девятое марта! — буквально завопила она с безумной улыбкой на лице.
— Ты так рада, что знаешь дату? — заорала я ей в тон.
— Хейзел! Сегодня твой тридцать третий полудень рождения!
— А что, по-прежнему круто ходить в молл?
— Я очень горжусь своим незнанием того, что круто, а что нет.
В детстве я не читала серийную литературу, и жить в бесконечном вымысле оказалось интересно.
Огастус пожертвовал собой в видеоигре ради спасения заложников.
Я думала о слове «сила» и обо всем непосильном, с чем хватает сил справиться.
Поверить не могу, что влюбился в девчонку с такими стандартными мечтами!
Реакция Огастуса на сообщение о том, что Хейзел потратила своё "заветное желание" в фонде для раковых больных на поездку в парк Диснея
— О Боже, ты самый лучший человек на свете, — восхитилась я.
— Ты небось говоришь это всем парням, которые финансируют тебе заграничные поездки, — ответил он.
Огастус потратил своё "заветное желание" в благотворительном фонде для раковых больных, чтобы отвезти Хейзел в Амстердам.
— Значит, пару дней ты проспала, — начала Элисон. — Хм, что же ты пропустила... Знаменитости принимали наркотики, политики ссорились, другие знаменитости надевали бикини, обнажившие несовершенство их тел. Одни команды выиграли матчи, другие проиграли. — Я улыбнулась. — Нельзя так просто от всего исчезать, Хейзел. Ты много пропускаешь.
Все персонажи Вашей истории имеют незыблемую гамартию: она — свою тяжелую болезнь, Вы — сравнительно хорошее здоровье. Когда ей лучше или Вам хуже, звезды смотрят на вас не столь косо, хотя вообще смотреть косо — основное занятие звезд, и Шекспир не мог ошибиться сильнее, чем когда вложил в уста Кассия фразу:
«Не в звездах, нет, а в нас самих ищи
Причину, что ничтожны мы и слабы».
— Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.
Я глубоко вдохнула воздух через нос. В мире всегда не хватает воздуха, но в тот момент я ощутила это особенно остро.
— Почему некоторым блюдам навсегда отведена участь завтрака? — спросила я. — Почему мы не едим на завтра карри?
— Хейзел, кушай.
— Но почему? — настаивала я. — Кроме шуток, как яичница заняла эксклюзивное положение среди завтраков? Можно положить на хлеб бекон, и все отнесутся нормально, но стоит положить на хлеб яичницу — бац, и это завтрак?
Папа ответил с полным ртом:
— Когда вернешься, будем есть завтрак на ужин. Договорились?
— Не хочу я завтрака на ужин, — отрезала я, перекрещивая нож и вилку над почти полной тарелкой. — Я хочу на ужин яичницу без нелепого утверждения, что яичница — это завтрак, даже если её едят на ужин.
— Конечно, ты сама расставляешь приоритеты в своей жизни, Хейзел, — сказала мама, — но если именно в этом вопросе ты хочешь стать победителем, мы охотно уступим тебе первое место.
— Даже целый пьедестал почета, — подтвердил папа, и мама засмеялась.
Это, конечно, глупо, но мне стало обидно за яичницу.