Страдание неизбежно. Страдание универсально. Но реакция на страдание у каждого своя.
Делать то, что правильно, редко совпадает с тем, что безопасно.
В трудном процессе исцеления не происходит катарсиса по истечении сорока пяти минут. Волшебной палочки не существует. Перемены происходят медленно, иногда удручающе медленно.
Когда мы загоняем свою правду и свои истории в подполье, секретность становится нашей травмой и нашей тюрьмой. Боль при этом не уменьшается, а то, что мы отказываемся принимать, становится чем-то вроде кирпичных стен, откуда не вырвешься. Когда мы не позволяем себе оплакивать свои потери, душевные раны и обманутые надежды, то обречены переживать их вновь и вновь. Свобода начинается, когда мы учимся принимать случившееся. Свобода означает, что мы набираемся смелости и разбираем свою тюрьму по кирпичику.
Проживать эмоции — прямая противоположность депрессии.
Единственное противоядие от душевной уязвимости – цельная идентичность.
Прошлое не исчезает. Через него не переступишь, его не ампутируешь. Оно существует вместе со мной. Но оно дает мне понимание жизни, понимание того, что я выжила благодаря надежде, стучавшей в моем сердце, – это надежда увидеть освобождение. Она дает понимание, что я выжила – чтобы увидеть свободу – благодаря умению прощать.
Пояснение к цитате:
Слова женщины, выжившей в немецком лагере смерти «Аушвиц» («Освенцим»)
... синдром жертвы обусловлен внутренним состоянием человека. Никто, кроме нас самих, не может навязать нам психологию жертвы. Мы входим в роль жертвы не из-за того, что с нами происходит, а потому, что принимаем решение держаться своего мученичества. Начинает развиваться сознание жертвы – сознание, ломающее наше мировоззрение и наш образ жизни; сознание, с которым мы становимся людьми негибкими, порицающими, безжалостными, требующими карательных санкций, пессимистичными, застрявшими в своем прошлом, с отсутствием здравых ограничений. Мы выбираем психологию жертвы, сами заключаем себя в застенок и превращаемся в собственных тюремщиков.
Бытует расхожее мнение: если вас что-то волнует или вызывает тревогу, то просто не нужно обращать внимания. Не зацикливаться. Не касаться этой темы. Таким образом мы избегаем думать и говорить о старых травмах и невзгодах и обходим стороной сегодняшние неудобства и конфликты. Когда мы загоняем свою правду и свои истории в подполье, уже секретность становится и нашей травмой, и нашей тюрьмой. Боль при этом не уменьшается.
Многим из нас нужен диктатор — благосклонный, но диктатор, — чтобы было на кого свалить вину, чтобы можно было говорить: «Ты заставил меня это сделать. То не моя вина». Но мы не можем всю жизнь прятаться под чужим зонтом, а потом жаловаться, что промокли. Хорошее определение состояния жертвы — это когда ваше внимание сосредоточено вовне, когда вы ищите во внешнем мире кого-то ещё, чтобы кто-то был виноват в ваших нынешних обстоятельствах и этот кто-то определил вам и цель, и судьбу и ещё отвечал за ваше достоинство.
Мы сломлены под тяжестью потери и думаем, что больше никогда не отыщем ни себя, ни цели в жизни, что никогда не восстановимся. Но, несмотря на трудности и трагедии в нашей жизни — а на самом деле благодаря трудностям и трагедиям, — у каждого из нас есть возможность посмотреть на ситуацию под таким углом, что мы сразу превратимся из жертвы в победителя. Это наш выбор — взять на себя ответственность за все трудности и исцеление. Это наш выбор — быть свободными.
Задаваться вопросом «почему?» – это хоронить себя в прошлом, где уже гуляют под ручку комплекс вины и чувство сожаления. Мы не можем ни управлять жизнью других людей, ни контролировать прошлое.
Нет вашей любимой цитаты из "Эдит Ева Эгер. Выбор. О свободе и внутренней силе человека"? Добавить цитату