Гюстав Флобер. Бувар и Пекюше

Наконец они задались вопросом, живут ли люди на звездах. Отчего бы им там не жить? И так как мироздание гармонично, то обитатели Сириуса должны быть огромного роста, Марса — среднего, а Венеры — маленького, если только они не одинаковы повсюду. Там, наверху, существуют коммерсанты, жандармы, там торгуют, дерутся, низвергают королей.

Внезапно пронеслось несколько падающих звезд.
— Смотри, вот исчезающие миры.
— Если бы наш мир, в свою очередь, полетел кувырком, обитатели звезд были бы не больше взволнованы, чем мы в настоящую минуту. Подобные мысли отшибают всякую гордость.

Всегда следует отличать смысл от буквы. Вещи, коробящие нас вначале, становятся закономерными, если в них углубиться.

Мир создан струящимся и быстротечным.

Пекюше, погруженный в своего рода забытье, грезил о бесчисленных, рассеянных вокруг него существованиях, о жужжавших насекомых, о притаившихся под муравою источниках, о соке растений, о птицах в гнездах, о ветре, облаках, о всей природе, не пытаясь проникнуть в ее тайны, увлеченный ее мощью, подавленный ее величием.

Конечно, должно было произойти то, что произошло.

Бувар продолжал читать Вальтер Скотта, но ему в конце концов наскучило повторение все тех же эффектов. Героиня обыкновенно живет в деревне со своим отцом, а любовник, в детстве похищенный, добивается восстановления в правах и торжествует над своими соперниками. Всегда там есть какой-нибудь нищенствующий философ, угрюмый феодал, чистая девушка, балагуры-слуги и бесконечные диалог, глупая чопорность, полное отсутствие глубины.

Пекюше, работая над исторической литературой, изучал драматические произведения. Почти все драмы показались ему еще глупее романов, ибо для театра существует условная история, которую ничто не способно поколебать.

Женщины не все одинаковы: одних нужно брать врасплох, с другими смелость пагубна.

Существует, однако способ находить сюжеты. Берешь наудачу какое-нибудь заглавие, а из него вытекает фабула; разрабатываешь пословицу, соединяешь несколько происшествий в одно.

В книге «Практика театра» рассматриваются важные вопросы: можно ли писать комедию стихами; не преступает ли трагедия своих границ, заимствуя фабулу из современной истории; должны ли герои быть добродетельны; какого рода негодяев она допускает; до каких пределов могут в ней доходить ужасы; подробности должны содействовать общей цели, интерес повышаться, а конец соответствовать началу.

— Театр — это кушанье, как всякое другое. Он принадлежит к числу парижских удовольствий. Туда ходишь развлекаться. Хрошо то, что забавно.
— То, что забавно тебе, меня не забавляет, а позже наскучит и другим и тебе самому. Если пьесы пишутся непременно для постановки их на сцене, то почему самые лучшие из них постоянно читаются?

Существуют различные виды прекрасного: прекрасное в науках — геометрия прекрасна; прекрасное в нравственности, прекрасное в животном царстве. Цветы, мотыльки, птицы могут быть прекрасны. Наконец, первое условие прекрасного — это единство в разнообразии.

Слишком точное соблюдение правды вредит красоте, а чрезмерная забота о красоте мешает правде; между тем без идеализации не существует правды. Искусство, впрочем, преследует только правдоподобие, но правдоподобие — вещь относительная, преходящая и зависит от наблюдателя.

Стремление к депутатскому креслу охватило и других. Мечтал о нем, покуривая трубку, капитан, украшенный полицейской шапочкой, и учитель в школе, и кюре в промежутке между двумя молитвами, так что иногда он ловил себя на том, как, подняв к небу глаза, говорил: «Сделай, о господи, так, чтобы я стал депутатом.

Как отличить фразу невинную от преступной? Что сегодня запрещено, то завтра вызывает овации.