Я вообще считаю, что в каждом времени есть свое «потерянное поколение».
Этот романтический термин, кажется, ввела Гертруда Стайн. И с тех пор как я это осознал, он стал для меня важным и значительным, признаком (как это ни странно!) избранности, особенности, своеобразия и ценности каждого представителя такого поколения, который отличает его от остальных – тех, кто существует рядом в параллельном мире.
Это не означало, что я презираю остальных, это означало только то, что мои жизненные ценности, взгляды и опыт не совпадают с их, возможно, лучшими, более перспективными.
Я и сама иногда смотрю на себе откуда-то сбоку, как будто вместо меня смеётся и разговаривает совсем другой человек, а я отлетела туда, откуда не возвращаются. Смотрю на себя и пытаюсь понять — кто я такая, зачем я здесь?
Не верь, если я скажу нет. Это последствия пуританского воспитания, строгость матери и авторитаризм отца. Я обязана произносить это противное слово, но так, чтобы ты мог услышать в нем совсем другое. Я старательно тренировалась!
Картины или любое произведение искусства могут существовать только тогда, когда находятся внутри тебя. Всё остальное — имитация, жалкие попытки воспроизвести то, что давно существует. Возможно, в другом измерении или на другой ступени развития... Это удивляло. То же, если бы кто-то объявил себя поэтом, не написав ни одного стихотворения, имея лишь слух и обостренное чувство прекрасного.
– Вы говорите, это возможно? Каким образом, молодой человек?
– Тысячи жизней может прожить… художник… – пробормотал Макс и добавил: – Вам пора спать, герр Эрих. Позвольте проводить вас в номер.
Но тот уставился на него трезвым и лукавым взглядом, будто бутылка виски была еще полна.
– Боитесь смерти? – неожиданно спросил он.
– То есть? – не понял Макс.
– Художник, как вы говорите, или – любой представитель искусства проживает тысячи жизней из-за того, что хочет победить смерть. И вообще, творчество – это борьба со страхом смерти. Так писал Бердяев.
– Вы читали Бердяева? – чуть не вскрикнул Макс, чувствуя, что сегодняшний долгий день еще не закончился.
– Договоримся, парень, разговаривать без восклицаний, – сказал Эрих, – не люблю экзальтированности. А что касается творчества, то это – наказание. Им занимаются самоубийцы. Самоубийца пишет в своей жизни одно письмо – предсмертное, а художник каждую работу пишет, как прощание. Выдержать такое может далеко не каждый. Только патологически больной человек.
– Но и счастливый в то же время… – как можно спокойнее добавил Макс.
– О, откуда вам это известно?
Макс пожал плечами. Он не хотел говорить, ему больше нравилось слушать. И он слушал:
– Да, счастливый. Ведь он обладает магической силой давать жизнь вымышленной реальности. Сверхзадача каждого настоящего художника – вызвать у читателя или зрителя чувство неловкости от узнавания себя в книге, на холсте или на экране. Бывало ли у вас такое состояние, что смотреть на экран или читать книгу становится невыносимо, неловко, будто автор выставил напоказ твою сущность без твоего на это согласия? Более того – не зная тебя лично. Вот это и есть чудо! Попадание в «болевую точку». Искусство находить ее сложнее искусства иглотерапии: там все точки отмечены, здесь – колешь вслепую. Но когда попадаешь, это наивысшее счастье. И… метод лечения тоже…
Если и в мире тебе будет тесно, можно представить, что ты НЕ ЗДЕСЬ!
Я хочу, чтобы ты никогда не узнала, чем кончается великая любовь, — писала Саламандра. — Пусть она у тебя будет средней и никогда не досягает той высоты, которую дает людям чувство долга. Среднее тянется, как горизонт над морем. А высокая обречена на страшную и брутальную смерть. Она всегда падает по закону бутерброда...
Пояснение к цитате:
Стас о Вере
- 1
- 2
- цитаты /
- цитаты из книг /
- Ирен Роздобудько — цитаты из книг автора