Только когда стало очевидно, что распад СССР неизбежен, западные лидеры, как будто вдруг очнувшись, начали пытаться предотвратить его катастрофические последствия,
думая прежде всего о контроле над ядерным оружием. Как поступать в отношении России дальше, западное сообщество не знало. Так что те, кто обвиняет Запад в попытках ускорить развал СССР в конце 80-х — начале 90-х гг., не имеют понятия о том, что происходило в реальности. На самом деле Запад боялся развала СССР больше, чем советская элита, которая разваливала Союз.
... Москва была права, переводя отношения со своими соседями и потребителями российских энергоресурсов на рыночную основу. Но характер перехода к рыночным ценам и само определение «рыночной цены», которое зависит от лояльности потребителей к Москве, свидетельствует о превращении энергоресурса в политический инструмент, что не может не деформировать рыночные принципы.
Российская элита может похвастаться еще одним достижением — умением имитировать западные институты. В России существуют все институты, которые составляют основу западной демократии. Но они функционируют как прикрытие персоналистской власти. Российские лидеры активно используют либеральную риторику, и в российском правительстве до сих пор есть люди, которые известны как либералы. И все это вместе осложняет не только развитие реальной демократии в России, но и либеральную критику российской системы. Более того, существование бутафорских парламента, многопартийности, организаций, которые используют либеральные лозунги, в глазах общественного мнения дискредитирует либеральную демократию, порождая среди части населения тяготение к чистой модели авторитаризма. «Зачем нам содержать всех этих сервильных депутатов! — говорят иные граждане. — Пусть уж лучше правит кто-то один».
Можно лишь посочувствовать тем, кто вынужден объяснять и легитимировать состояние российской системы и пытаться представить ее стагнацию как движение, ее судорожные броски в разные стороны — как стратегию, устремления правящего класса — как национально-государственные интересы, а отсутствие у него принципов — как новый вид идеологии прагматизма. Сочувствую, очень сочувствую…Тем более когда талантливые люди вынуждены тратить свою энергию и свою жизнь на то, чтобы убедить мир в том, во что они вряд ли верят сами.
... свою роль [играет] и отсутствие в России новой идеи национального согласия, и в этих условиях появляется тяготение к тому, чтобы объединиться по принципу «Против кого дружим?».
Позднее Ельцин писал в своих мемуарах: «…Я считаю, что ставить Россию в положение страны, которой оказывают помощь, пытаются за нее решить ее проблемы, ни в коем случае нельзя». На самом деле он обращался к Западу с просьбами о помощи неоднократно и упорно. Но он не попросил Запад об одном — о прощении советских долгов. Советский долг был огромным бременем для едва дышавшей российской экономики...
Клинтон, в отличие от Буша-старшего, понимал, что для того, чтобы обезопасить Запад и США от непредсказуемой России, нужно помочь этой стране не просто сохранить статус-кво, к чему стремился Буш-старший, а реформировать себя. Клинтон по-иному подходил и к обеспечению американских интересов. Он считал, что в интересах Америки сильная, а не слабая Россия. Но все дело в том, что, когда Клинтон пришел в Белый дом, гайдаровские реформы завершились и новым главой российского кабинета стал Виктор Черномырдин, который не собирался продолжать реформаторские эксперименты. Россия в 1993 г. вступала в новый этап своего развития, суть которого была не в трансформации, а в создании системы персоналистского типа. Запад постоянно запаздывал со своей реформаторской поддержкой.
... вначале рынок, а потом демократия.
Речь идет о внутренней трансформации Российского общества и государства. У западных лидеров была возможность реально повлиять на российский вектор развития только в 1991— 1992 гг., когда Россия выбирала свой путь. Но когда западное сообщество начало активно помогать России в 1993 г., тогда «поезд ушел», ибо Россия уже выбрала свой вектор дальнейшего развития. В конечном итоге Запад поддержал модель трансформации, которую избрал российский политический класс, вернее, которая оформилась в результате борьбы внутри этого политического класса. В тексте цитаты речь о сути, избранной Российским гос-вом модели.
... Клинтон давил на международные кредитные организации с требованиями помогать Ельцину, невзирая ни на что. Не было даже и речи о серьезном диктате со стороны международных организаций в отношении Кремля с тем, чтобы заставить его выполнять условия договоренностей с МВФ либо с Мировым банком. Любая такая попытка немедленно приводила к тому, что Ельцин дулся и звонил своему другу Биллу. А если не дозванивался, то звонил другу Гельмуту, который находил друга Билла. А друг Билл немедленно набирал номер телефона МВФ либо Мирового банка.
О навязывании модели развития России Западом.
... кто в Кремле по доброй воле вдруг отказался бы от потока долларов, тем более если он не сопровождался обязательствами?
О кредитах и дотациях МВФ, МБ и ЕБРР.
.... кто несет бо́льшую ответственность за неэффективность западной помощи — те, кто просил помощи и потом ее разбазаривал, или те, кто эту помощь предоставлял без жестких условий?
О кредитах и дотациях от МВФ, МБ и ЕБРР.
Страх перед коммунизмом у западных лидеров был сильнее опасений появления в России нового авторитаризма.
О качестве участия "западных партнеров" в трансформации российского общества после распада СССР.
В марте 2000 г., еще будучи премьером, в своем интервью Дэвиду Фросту, известному британскому журналисту, Путин, отвечая на вопрос, как он относится
к возможности вступления России в НАТО, ответил: «Почему бы и нет?! А вы пригласите…»
- 1
- 2