Марсель Пруст. У Германтов

Нельзя правдиво описать жизнь человека, если не омыть ее в сне, в который она погружается и который каждую ночь окружает ее подобно тому, как море окружает полуостров.

Со сном дело обстоит также, как с восприятием внешнего мира. Стоит в чем-либо измениться привычкам — и вот сон становится поэтичным; если мы еще не успели раздеться, а сон уже сморил нас, то изменится его долгота, а сам он заметно похорошеет.

Несмотря ни на что, мир, где мы живем во сне, до такой степени необычен, что люди, засыпающие с трудом, прежде всего стараются выйти из нашего мира.

Всякая комната, хотя бы мы видели ее всего один раз, будит воспоминания, а за них цепляются более давние.

Поэты уверяют, будто, опять входя в дом, сад, где протекала наша молодость, мы на миг становимся теми же, что и тогда. Паломничества эти очень опасны, они могут обрадовать нас, но и разочаровать.

Для меня человек был ценен только той пользой, какую он способен мне принести в единственно важной для меня области: в области любви.

Иные воспоминания, иные гоорести оставляют нас в покое и мы уже их не замечаем, но потом они все-таки возвращаются и иногда не расстаются с нами долго.

Мы всегда видим дорогих нам людей в их душевленной целокупности, в непрерывном движении нашей неубывающей любви к ним, которая, прежде чем дать возможность образам, какие создает внешний их облик, дойти до нас, втягивает их в свой водоворот, накладывает их на представление, с давних пор сложившееся у нас, объединяет и сравнивает.

Несомненно, всеобщая болезнь, именуемая любовью, временами заставляла его — как это бывает со всеми людьми — думать, что она его любит. Но опыт говорил ему, что любовь любовью, но что она не уходит от него только из-за денег и что в тот день, когда ей больше нечего будет от него ждать, она не замедлит, продолжая его любить, порвать с ним.

Он подумал, что в ее жизни, наверное, был, и, пожалуй есть и теперь, такой уголок, о котором он и не подозревал, и что та, другая жизнь резко отличается от их совместной жизни.

Связь между литературными способностями и неуспехом в свете очевидна.

У каждого из нас свой особый, меняющийся с возрастом мир, но несловоохотливость стариков лишает возможности молодежь составить себе представление об их прошлом и обнять мысленным взором целый период времени.

Одинаково изъясняются люди одинакового умственного развития, а не одинакового социального происхождения.

Все наши поступки, наши слова, наш образ действий отделяет от «света», от людей, к которым они не имеют непосредственного отношения, среда, чья проницаемость беспрестанно меняется и остается для нас загадкой.

Согласно дивному закону природы, действующему в любом, самом многослойном обществе, люди пребывают в полнейшем неведении относительно любимого существа.

Только когда мы заболеваем, нам становится ясно, что мы живем не одни, что мы прикованы к существу из другого мира, от которого нас отделяет пропасть, к существу, нас не знающему и не способному понять: нашему телу.