Пауло Коэльо. Одиннадцать минут

— Париж останется Парижем.
Нет, это не гид из туристического агентства. Это не шофер такси. Ноги у нее подкосились, когда прозвучал этот голос.
— Париж останется Парижем?

– Все хорошо, – сказал он. – Ты пришла туда, куда хотела прийти.
– Я не хочу шоколада, хочу вина. И хочу туда, вниз, в нашу комнату, где разбросаны книги и горит камин.
Как это сказалось, будто само собой – «наша комната»? Не это она планировала.

Опять наполнил свой стакан и произнес, словно между прочим:
— Ты мне нужна.

Ничего общего с одиннадцатью минутами.
– Что?
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
– Прости. Сама не знаю, что говорю.
– И я не знаю.

Она приучила свою душу не жаловаться на то, что делают с её телом.

В конце концов, все мы рождаемся с сознанием своей вины, страшимся, когда счастье оказывается чем-то вполне возможным, и умираем, желая наказать других, потому что всю жизнь чувствовали себя бессильными, несчастными и не оцененными по достоинству.

Жизнь любит нагнетать мрак для того, чтобы потом ярче блеснуть своей светлой стороной.

Чтобы встретиться со страданием, не нужно никакого «театра» — жизнь предоставляет нам эту возможность чуть ли не на каждом шагу.

Всё, что имеет отношение к сексу, можно делать в одиночку.

Мы ищем собственный ад, мы тысячелетиями созидали его и вот после огромных усилий можем теперь с полным правом выбрать себе наихудший образ жизни.

Ибо я — первая и я же — последняя,
Я — почитаемая и презираемая.
Я — блудница и святая.
Я — жена и дева.
Я — мать и дочь.
Я — руки матери моей.
Я — бесплодна, но бесчисленны дети мои.
Я счастлива в браке и не замужем.
Я — тот, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства.
Я облегчаю родовые муки.
Я — супруг и супруга.
И это я родила моего мужа,
Я — мать моего отца.
Я — сестра моего мужа,
Поклоняйтесь мне вечно.
Ибо я — злонравна и великодушна.

Страсть подаёт нам знаки, которые ведут нас по жизни, наше дело — только уметь эти знаки понять.

Так говорят все наркоманы: «Нужно только вовремя бросить». И никому это ещё не удавалось.

Я не жертва судьбы, — повторяла она себе ежеминутно, — я не боюсь рисковать, я не скована никакими рамками, я проживаю такие минуты, которые потом, в унынии старости, в безмолвии сердца, буду, как ни странно, вспоминать с отрадой и светлым чувством.

Они поцеловались на виду у всех и, поймав на себе возмущенные взгляды кое-кого из прохожих, улыбнулись тому, что вызвали недовольство и пробудили желание, ибо знали — прохожие хотели бы последовать их примеру да не решались. От этого возмущались.

Мужчина, в сущности, ничем не отличается от женщины: ему тоже нужно встретить кого-то и обрести смысл жизни.