Страннейшее это было ощущение. Я не чувствовал ничего — ни страха, ни злости, ничего. По нулям.
«С учетом всех обстоятельств» — эх, братаны, вот так способ сказать мне, что я паршиво учусь, потому что со мной много чего плохого случилось. Да уж, сказал, что называется, обтекаемо.
Сотри все из памяти. Не вспоминай.
Сегодня вечером умерли два моих друга: один — героем, второй — преступником.
И в этот раз мне удалось выдать сон за явь. Я убедил себя, что он не умер.
Я вечно опаздываю. Просто забываю о времени.
Он как будто верил, что если сказать, что все нормально, все и станет нормально, как бы оно ни было.
Всем приходится несладко, но так даже лучше. Так ты хотя бы знаешь, что и там, на другой стороне, — тоже люди.
Я вспомнил слова Черри — людям везде несладко. Теперь-то ее понимал.
Ему было лет семнадцать, не больше, но он уже был старым.
Теперь это казалось каким-то сном, нереальностью, а ведь тогда мне казалось, что другой реальности не существует.
И вдруг посреди красного жара и марева, я припомнил, что мне хотелось узнать, каково это — очутиться внутри пылающего угля, и я подумал — ну вот, теперь я знаю, это красный ад. Так почему же мне не страшно?