Она не считала себя нормальной. Но и не считала нормальность необходимым условием выживания. Все, скорее, наоборот. Необходимым условием своего выживания она считала собственное сумасшествие. И боялась нормальности как огня. Не очень длинный, но все же существующий перечень страхов Джо завершала нормальность. Главенствовала в нем вероятность прожить жизнь, так и не встретив настоящую любовь. Где-то посередине курсировала еще пара довольно пугающих пунктов.
Я думал, я на ней женюсь. Я все представлял, какие у нас будут дети. Третий был моим любимчиком. Первые два были замечательные. Красивые и обаятельные, и умные, но этот третий был не похож ни на кого. Тихий, и такой... придурковатый. Мне он ужасно нравился. Когда она сказала мне, что выходит замуж, я не жалел о первых двух, я жалел только об этом третьем.
— А как тебя зовут? Или это всё ещё секрет?
— Меня зовут Джо… Мой отец хотел иметь сына.
Так, бывает, пробуешь развязать запутанную веревку, а узлов становится еще больше.
Я начал провожать ее после школы, руки наши слегка соприкасались при ходьбе, и в конце концов я осмелился взять ее за руку. Очень скоро держание за руки переросло в краткие осторожные поцелуи, а потом поцелуи стали долгими, настоящими, прерывавшимися только тогда, когда нам начинало не хватать воздуха, пока наши неопытные языки жадно исследовали друг друга. К середине октября мы стали совершенно неразлучны, скрепленные в единое целое могучим симбиозом бушующих гормонов и глубокой привязанности, которые чудесным образом подпитывают друг друга в тот сокровенный промежуток между детством и взрослой жизнью, когда они еще не входят в противоречие и не начинают безжалостно друг друга пожирать.
Тебе не понять, на что ты способен, пока ты не полюбишь кого-нибудь по-настоящему.
