Никто не вправе заставлять идти против совести. Никто не вправе заставлять предавать любовь. Никто не вправе уговаривать изменить чести. Никто... Но мы делаем и это! По собственной инициативе. Когда на одной чаше весов наша любовь, совесть, честь, а на другой — миллион влюблённых, совестливых, честных.
Тьма — это гидра, и чем больше голов отсечешь, тем больше их вырастет! Гидр голодом морят, понимаешь? Убьешь сотню Темных — на их место встанет тысяча.
Версия принимается. Она нелепа. Она мне не нравится… потому что я боюсь чего-то подобного. Но как версия — принято. Еще?
Я использовал то, что было под рукой. Инквизиция вправе удивляться, почему я забиваю гвозди микроскопом, да… Но никак не обвинять меня в этом!
Я всегда считал, что непродуманные, но благие поступки приносят больше пользы, чем продуманные, но жестокие.
Кофе пей, мозги поутру прочищает.
Траву можно подстригать, а можно вырывать с корнем. Что тебе больше нравится?
— Красивая сцена, — внезапно сказал Жермензон. — И очень позитивная... интернациональная... Тибетец, казах и два еврея пытаются спасти маленького русского мальчика...
— Я не еврей, — поправил я.
— С фамилией Городецкий? — заинтересовался Жермензон.
— Это старинная русская фамилия! От названия городка на Волге, там мои предки жили.
— Тогда ещё красивее, — решил Жермензон. — Тибетец, казах, русский и еврей...
Гесер посмотрел на Жермензона и спросил:
— Так ты что, Марк, еврей, что ли?
— Подкалывай, подкалывай, — пробурчал Жермензон.
— Рискуешь, — вымолвил Гесер, глядя на меня.
— Если позволите, шеф, то рискну, — сказал я, вставая. — Звоните, пишите, шлите телеграммы. Посылки не забывайте.