Макс Фрай – цитаты персонажа

Слова не просто предшествуют деяниям, но и являются истинной первопричиной событий.

За дюжину-другую дней до окончания года граждане начинают понимать, что жизнь коротка... И пытаются успеть сделать все, до чего у них не доходили руки в течение предыдущих двухсот восьмидесяти восьми дней. Выполнить обещания, данные кому-то или самому себе, оплатить счета, получить, что причитается, и даже добровольно ринуться навстречу всем возможным неприятностям, дабы они не омрачили ту светлую жизнь, которая, якобы, начнется после окончания «этого ужасного года». Практичность, доходящая до абсурда! Словом, Последний День Года – это не праздник, а дурацкий повод внезапно начать и так же внезапно прекратить суматошную деятельность.

Вообще-то драться я толком не умею, но тут уж спасибо моему неуравновешенному характеру: когда я по-настоящему зол, могу вообще все.

Когда человек просит не говорить никому ни слова, мне проще действительно не говорить ни слова никому. Довольно и того, что все кому не лень читают мои мысли!

Самые важные события жизни, казалось мне в ту пору, никогда не повторяются, их выдают по одному в руки, как новогодние подарки: а теперь прочитай стишок, скажи Деду Морозу спасибо, – и привет.

С ума сходить — дело житейское, со всеми случается.

Все наши желания сбываются. Рано или поздно, так или иначе.

Когда человек работает бесплатно, это слишком похоже на игру. Ему кажется, что все происходит понарошку. А когда наш труд начинают оплачивать, до нас, как правило, доходит, что это происходит на самом деле.

Все-все-все, понял, испугался, исчез!

Я из тех предусмотрительных лентяев, которые готовы один раз как следует поработать, если это гарантированно избавит от будущих хлопот.

Правило «лучше поздно, чем никогда» работает только в тех случаях, когда не слишком поздно.

Дело — это святое. Особенно чужое, особенно, когда своих уже давно нет.

Всё к лучшему: не всякую тайну следует делить на двоих.

Обнаружилось вдруг, что мир состоит из нескольких слоев: на самой поверхности – тонкий целлофан знакомых голосов, под ним – скользкий шелк солнечного света, еще глубже – непрочный, но целебный марлевый бинт привычного домашнего интерьера, а под ним – толстый войлочный слой небытия, темноты, которую ощущаешь не глазами, а всем телом…

Друзья, если бы я мог умереть за вас, я бы ни за что
не стал делать подобную глупость. Потому что на
том свете вас нет, я уже проверял...

Знамо дело: «не так» всегда и выходит, если ждёшь чего-то, ждёшь и ждёшь, и ждёшь. Сперва нетерпеливо, стуча копытом, раздувая ноздри, но потом привыкаешь ждать, входишь во вкус даже, осознаешь вдруг, что ожидание – не приятней, конечно, нет, но, безусловно, безопасней, чем вынос парадного блюдечка с траурной голубой каймой: получите, распишитесь! И вот, когда в организме уже накопилась критическая масса смирения и стоицизма, когда ждать бы еще и ждать, тянуть бы всласть резиновую эту лямку, вдруг – хлоп! – дождалась. Здрасьте пожалуйста.
В таких случаях всё и получается не так. Потому что, по хорошему, желания наши должны бы сбываться сразу же, незамедлительно, или вовсе никогда. Жестоко вышло бы, но честно, а не вот эта пресная экзистенциальная размазня, когда между первым импульсом, дикарским, младенческим воплем сознания: «Хочу, моё!» – и великодушным жестом небес: «Ладно, получай», – пропасть – не пропасть, но уж точно вязкое, тоскливое болото. Погибнуть не погибнешь, а вот изгваздаешься наверняка, и на смену давешнему страстному желанию придет смертельная усталость, и, того гляди, робкое признание сорвётся с губ: «Мне бы сейчас помыться, обогреться, полежать тихонько в углу, в покое, отдохнуть, а больше и не надо ничего».
Небесная канцелярия от таких выкрутасов обычно ярится, и ребят, в общем, можно понять. Но и нас, счастливчиков, вымоливших, выклянчивших, высидевших по карцерам вожделенный дар судьбы, тоже понять можно. Потому что нельзя, нельзя вот так из живых людей жилы тянуть, пытать безвинно, заливая в горло расплавленное, свинцовое, тяжкое время ожидания.