Лучше быть с кем-то, даже если больно, даже если эта боль невыносима, и больнее этого ничего быть не может, я думаю лучше быть с кем-то.
Может мы недооцениваем гнев, может он намного опаснее, чем мы думаем? Ведь когда дело касается разрушительного поведения, он попадает в первую семёрку. Чем гнев отличается от остальных шести грехов? На самом деле всё просто. Если поддаёшься зависти или гордости, ранишь только себя одного. Похотью и завистью вы раните только себя и ещё парочку человек. Но гнев, гнев хуже всего. Отец всех грехов. Гнев только подталкивает вас к краю. Когда вы через него переступите, вы захватите с собой кучу других людей.
Больше текилы. Больше любви. Больше чего угодно. Чем больше, тем лучше.
— Это же маленькая скромная свадьба. А это роскошное платье для роскошной свадьбы! Есть платье, которое не шумит при ходьбе? Или что-нибудь менее воздушное?
— Ты выходишь замуж — это же чудо! Мередит Грей, дитя тьмы, нашла пару! Ты не хочешь это отпраздновать? Это же твой день, Мередит! Нельзя встречать его в затрапезном платье с едой из забегаловки! Это меня очень огорчит, а я не хочу огорчаться, потому что я и так уже достаточно страдаю от этого рака...
Тот, кто считает, что после смерти мы отоспимся, пусть поговорит со мной после месяца работы интерном.
В медицине иногда случаются чудеса, они бывают каждый день, но они не всегда подчиняются нашим желаниям. В конце такого дня, когда на многие молитвы получено ответ, а на многие нет. Мы везде стараемся найти чудеса, мы тянемся через пропасть, и иногда несмотря ни на что, вопреки логике, мы соприкасаемся.
— <...> Будем молиться, что кто-нибудь смертельно ранен и скорая привезет его сюда, потому что мы ближе, чем Mercy West?
— Ага.
— А с Господом вы это уже утрясли?
У одержимости не бывает счастливого конца, потому что со временем то, что нас окрыляло, перестает радовать и начинает причинять боль.
Есть такая игра, в которую играют дети: они соединяют руки на счет «три», со всей силы сжимают пальцы, ты терпишь сколько можешь или хотя бы дольше, чем соперник. Игра продолжается, пока один не скажет «хватит», сдастся и не попросит пощады. Это не очень веселая игра. В игре на сострадание, когда один ребенок кричит, а другой слушает и боль прекращается. Разве вы бы не хотели, чтоб все было так просто? Это больше не игра, и мы уже не дети, ты можешь кричать «помилуй» или все, что хочешь. Никто тебя не услышит. Это всего лишь ты, кричащий в темноту.
Хирурги вырастают уродами. Пока другие дети играют на улице, мы сидим в своей берлоге, учим таблицу Менделеева, часами смотрим в детский микроскоп, препарируем свою первую лягушку.
Никто не хочет быть уродом. Многие осознают что стали уродами, когда уже поздно что-то менять. Но не важно каким уродом ты стал, всегда есть шанс что ты кому-то нужен. Если он, конечно, не устал тебя ждать. Потому что в любви даже уроды не могут ждать вечно.
А сложнее всего то, что горем нельзя управлять, можно лишь попытаться почувствовать его, когда оно приходит... и забыться, если получиться... А самое ужасное, что как только ты решишь, что все кончилось, все начинается снова... И снова, каждый раз, ты задыхаешься от боли...