Я толковал о том, как наше восприятие формируется нашим индивидуальным опытом, тем самым ставя под сомнение саму идею объективной истины. Мы не должны доверять своему восприятию — вот в чем моя мысль.
Я об этом не думал. Это трудно, Уилл Генри, очень трудно думать о тех вещах, о которых мы не думаем.
— Уортроп, — сказал датский журналист, пожимая доктору руку. — Вы выглядите ужасно.
— Я тоже рад Вас видеть, Рийс.
— Я не хотел Вас обидеть. В утешение могу сказать, что я видел людей, которые после Мюлберри были и в состоянии похуже — им нужен был катафалк.
— Спасибо, Рийс, теперь мне стало гораздо лучше.
— Она сказала, что хочет мне кое-что показать.
— Один совет, Уилл Генри. Если особа женского пола говорит, что хочет тебе кое-что показать, убегай. Скорее всего, это нечто такое, чего тебе не захочется видеть.
— Что ты сейчас делаешь? — спросил он.
— Ничего, сэр.
— Извини меня, но ведь ты мог бы делать это практически в любом месте?
— Да, сэр. Я… Я буду это делать, сэр.
— Что? Что ты будешь делать?
— Ничего… Я буду ничего не делать в каком-то другом месте.
Ты — тот, кто мне нужен. Ты всегда был тем, кто мне нужен. Ты видишь там, куда я боюсь даже смотреть. Ты — мои глаза в темноте. Так посмотри и скажи мне, что ты видишь.
— Ну, вот видишь? Я так и знала, что ты это скажешь. Ты так чертовски предсказуем, что я удивляюсь, почему я когда-то думала, что люблю тебя.
— Миллионы людей любят солнце. Солнце предсказуемо.
Знаете, почему он за него держится всем сердцем и душой, Граво? По той же причине, почему род человеческий держится за иррациональную веру в вендиго, в вампиров и всю их сверхъестественную родню. Очень трудно поверить, что наш мир добродетелен и управляется справедливым и любящим богом, когда обыкновенные смертные способны на такие немыслимые преступления. — Он кивнул на оскверненный труп, лежащий на поблескивающем столе из нержавеющей стали. — Чудовищное действие по определению требует чудовища.
Здоровая ироничность — лучший способ остаться в своём уме в мире, который чаще всего безумен; настойчиво её рекомендую.
Милосердие — это не наивно. Цепляться за последнюю надежду — не сумасшествие и не глупость. Это — сама суть человечности.
Ты тянешь меня прочь от края пропасти. Ты — всё... ты всё, ради чего я остаюсь человеком.
- 1
- 2