Ностальгия — это прекрасно, но не поможет сбежать от настоящего.
Люди меня поражают. Я наблюдал за их поведением. И могу сказать, что почти все окружающие не имеют ни малейшего представления, что ими движет. И мне даже жаль этих скотов, они достигли дна, но так и не поняли сотен вещей, которые могли бы сделать иначе.
— Я просто слушала.
— Её ложь? Все нормально. Она всегда так поступает с хорошими людьми — дезориентирует, заставляет в ней нуждаться, а потом забирает то, что ей нужно и выбрасывает, как мусор.
— Она постоянно думает о тебе, почему ты оставил ее в живых. Слушает запись твоего звонка в службу спасения в тот день снова и снова.
— Ты должна быть очень осторожной, поверь, говорю из своего опыта, Харли Сантос — самовлюбленная психопатка и убийца. И все же, она заставила меня сходить по ней с ума, а тебя сопереживать ей. В этом ее сила. Но вместе, мы сможем использовать это манипулирование, забраться в ее голову, также, как она и заставить сомневаться в собственном здравомыслии. А потом сможем быть свободны.
— Вот, что надо было сделать: открыть дверь, убить негодяя, спасти жизнь. Донни Помп перерезал заложнику горло, когда я была рядом на улице. Я могла успеть!
— Либо он сначала убил бы тебя, и я бы сегодня пытался забыться с алкоголем один.
— Да ладно! Ты бы праздновал. По-твоему, я ханжа, несгибаемая?
— Открою тебе тайну, если бы ты вошла и убила негодяя, тебе не спалось бы спокойнее. Такая у нас работа — она не бывает простой и чистой.
Ты когда-нибудь видела, как мотылек кружит над пламенем? Это чистый инстинкт, желание, поглощающее тебя настолько, что его не побороть никакой логикой. Да и зачем? Это прекрасное явление, словно танец, танец на краю погибели. Опасность и боль — все становится неважно, все это теряет значение. А когда ты приблизишься настолько, что почувствуешь жар и жжение, ты осознаешь, что это и есть цель твоей жизни. И потому ты не свернул, потому ты бросаешь себя в пламя, прекратив всякое сопротивление и даешь ему поглотить себя.
— Я люблю рисковать.
— По галстуку заметно.
— Что, не в твоем вкусе? В ФБР тебя не научили замечать скрытые женские сигналы? Она тебе такие знаки внимания посылала, а ты ей даже не улыбнулся.
— Видишь коробку для чаевых — полная, а пончики здесь не очень.
— Не верится, что ты один из тех красавчиков, которые даже не знают, что они красавчики.
— Ты со мной заигрываешь?
— Просто подмечаю, что если ты оглянешься вокруг и вытянешь палку из задницы, то сможешь сорвать куш.
— Пока я не закрою дело — ты единственная женщина в моей жизни.
— Ты идешь по дорожке, в конце которой твоя дочь будет читать в газетах, как ее мама начинала со взяток, а закончила должностным преступлением.
— Ты не знаешь, по какой дороге я иду.
— Возможно, но я не видел, чтобы ты опускалась так низко.
— А еще ты не видел меня в синяках. Не видел меня, лежащей у ступенек, после столкновения с лестницы. И как я молила Бога, чтобы не потерять ребенка. Мигель был моим парнем. Он два года колотил меня, как боксерскую грушу. Я тогда еще не была копом.
— В твоем... в твоем досье ничего нет о домашнем насилии.
— Я не писала заявлений. Я его подставила.
— Зачем?
— Он бы не остановился, пока не убил.
— Купил мне подарок?
— Новая прослушка. Новый камень, та же оправа.
— Не радуйся так, не предложение делаешь.
— Хорошо. Потому что я заберу его назад, когда закончим.
— Мэтт Возняк и его тайный любовник-гей из отдела внутренних расследований планируют ограбление?
— Да, права на такое кино будут стоит больше награбленного.
— Сложный день?
— Было пару неудач. А у тебя?
— Он еще не кончился.
— Да ты оптимист.
— Ты запорол операцию, Шталь, не я.
— Эти дикие обвинения там покажутся лишь криком отчаяния.
— Ты сказал, что это дело устроит мою карьеру, а потом переспал со мной, зная, что я буду твоим козлом отпущения?
— В глубине души ты знаешь, что так будет лучше. Ты умна, Молли, но признай, в тебе нет инстинкта убийцы.
— Если в этом отличие между тобой и мной, то слава Богу.
Лейтенант, что обиднее: быть в цепях или знать из-за кого вы в них попали?