— Ты не смотришь новости, да?
— Стараюсь не смотреть. Они очень страшные.

— У тебя есть секунда для меня?
— Для тебя у меня есть даже целая минута.

— Я пойду с тобой!
— Нет, не пойдёшь.
— Тогда ты пойдёшь со мной.

— Моя дочь хотела заниматься серфингом, но я сказал — ни за что.
— Что ты имеешь против серфинга?
— Против серфинга — ничего. Я против волн, рака кожи и того, что моя дочь будет ходить в бикини.

— Он просил передать, что ты отлично сражаешься.
— Так и сказал?
— Нет, но по глазам было видно.

— Ты беспокоился за меня.
— Беспокоился? Нет, нет, я беспокоился за свою машину.
— Я тронут.
— Да, ты тронут. Ты тронут по голове. Ты тронут чем-то, что я не могу объяснить.

— Ненавижу, когда убивают богачей.
— Почему?
— У них есть то, чего хотят все.
— Да, деньги. А значит, и подозреваемых куча.

— Этим утром Сальгадо убил пять человек и похитил своего сына.
— Не могу даже представить, какие у него планы на вечер.

Да ты, наверное, Эйнштейн идиотизма!

В нашей семье показывать чувства значило проявлять слабость.

— Проклятье!
— «Проклятье»? А может, «Спасибо, что не дал мне поджариться заживо»? Как насчёт этого?

— Бросьте оружие. И сделайте это медленно.
— Видишь ли, эти два действия невозможно совместить.
— Он прав. Это невозможно. Нельзя бросить что-то медленно.

— Если он умрёт, у нас будет два трупа и ни одной зацепки.
— А если ты умрёшь, у меня будет три трупа и не будет напарника!