Теодора Эйвери – цитаты персонажа

Щёки были мокрыми от слёз, но я улыбнулась, глядя в потолок. Я не питала иллюзий. Знала, что боль от потери никуда не денется, сколько бы времени ни прошло. Знала, что никогда не перестану скучать по нему. Никогда не перестану злиться на судьбу. Знала, что иногда старые раны будут открываться, кровоточить… Но я также знала, что могу и должна продолжать жить, не позволяя отчаянию постоянно брать над собой верх. Этого хотел бы Лоуренс. Этого хотела я. Я знала. Пришло время двигаться вперёд.

– Не вздумайте курить!
– Прошу прощения? Разве здесь запрещено курить?
– Я терпеть не могу сигаретный дым!
– Вам не о чем переживать, мадам. Ветер дует в другую сторону, дым до вас не дойдёт. Моё курение вас никак не потревожит.
– Не потревожит! Это кто решил, вы, что ли? Ну и молодёжь пошла! Ну и молодёжь!
– Согласна! Мне тоже не нравится!

Я думала, у меня получится скрыться от прошлого. От тайн, что меня окружают. От того, кто я есть на самом деле. Но, конечно, это так не работает, и глупо было полагать, что мне всё сойдёт с рук. Глупо, но я не жалею. Не жалею, что открылась тебе. Что доверилась — настолько, насколько смогла. Нам было отведено мало времени, но я обещаю хранить в памяти каждую секунду, что провела рядом с тобой. Я… почувствовала себя счастливой — впервые за долгие годы. Благодаря тебе. Ты потрясающий человек, Блейн. В тебе столько тепла и столько добра. Пожалуйста, не прячь его от мира. Даже если будет страшно. Я желаю тебе счастья. И спасибо. Спасибо за то, что научил снова видеть свет.

– Наверное, ты права. Надо взбодриться. Просто… мне больно. Я всё задаюсь вопросом, почему я каждый раз возвращаюсь к ней. Она ведь меня просто… с ума сводит – в плохом смысле. И это постоянное чувство… Как будто я всё отдаю, отдаю, отдаю: пытаюсь идти на компромисс, адаптируюсь, стараюсь угодить… Хочу сделать так, чтобы она была счастлива. Но ей всё мало. И, когда ей мало, я начинаю искать причины. И нахожу её в том, что я недоработала. Недодала. Что это моя вина.
– Ты пытаешься заработать её любовь. Но ты не найдёшь в чайной лавке кофе, даже если осыпешь продавцов деньгами с головы до ног. Просто потому, что там не продаётся кофе.
– Этой своеобразной метафорой… ты хочешь сказать, она просто меня не любит?
– Может, и любит. Но очевидно не так, как ты хочешь, чтобы тебя любили.
– Не знаю. Тебе не кажется, что подстраивать людей под собственные нужды неправильно? Если она меня любит, я должна принимать её любовь такой, какая она есть.
– Не должна, а можешь. Если захочешь. Если тебе в этом комфортно. В чём я сомневаюсь. А вообще… Подстраивать людей под собственные нужды неправильно. Я согласна. Теперь вопрос: тебе не кажется, что именно это Зои и делает? Я знаю, это очень трудно. Вы вместе были долгое время, конечно, тебе тяжело. У вас обязательно получится во всём разобраться, но для этого тебе нужно перестать всё время ставить её интересы выше своих. Отношения в одну сторону просто не работают. Вам нужно честно поговорить и…
– Нет. Я приняла решение. С ней – всё. Ты права. Мне просто очень хотелось, чтобы меня любили. Хотя бы кто-нибудь. Но насильно мил не будешь, да? Ей не я нужна. Да и я, кажется, любила не её, а… мысль о нашей любви.

Музыке дела нет до национальности – она одинаково трогает и американца, и бельгийца, и немца.

Один факт того, что блюдо придумали в какой-то стране, не значит, что все здесь умеют его готовить.

Начал накрапывать дождь. Я зашла под навес киоска с журналами и цветами. Смотрела на проносившихся мимо людей: женщин и мужчин в строгих пальто, подростков на скейтбордах, согнувшихся под тяжестью лет старичков. Каждый из них куда-то… следовал. К чему-то. К кому-то. У большинства, наверное, были цели и мечты.
“А меня так мотает по миру, что даже думать о таком смысла нет”.
И я давно это поняла — и приняла, наверное. Взяла Вечность под руку и позволила вести себя вперёд. Доверилась. Двигалась вслепую, не зная, куда она меня приведёт. Открылась — насколько могла. Перестала бояться людей и связей, но была осторожна и не подпускала никого слишком близко. В конце концов, мне не хотелось никого ранить своим неизбежным уходом.

— Помнишь, кто выдвинул утверждение Cogito ergo sum?
— Нет.
— Ну, тогда и неважно. Наверняка это был человек гораздо умнее меня, но я посмею с ним поспорить. Sentio ergo sum.
— Я… чувствую, следовательно, существую?
— Да.

Бессмертие — дар. Телу не страшны ни ужасные раны, ни стихийные бедствия. Неуязвимость, недосягаемость, прочность. Ты видишь, как движется мир: он развивается, люди достигают новых вершин, повторяется история. Ты ничего не боишься. Ты постигаешь. В твоём распоряжении всё время мира и всего его возможности. Никаких ограничений: ты прочтёшь все книги, заговоришь на всех языках, доберёшься до всех истин, если захочешь. За небольшую цену.
Бессмертие — приговор на вечные скитания. Каждые лет десять — смена личности и места жительства. Начинаешь всё сначала, чтобы никто не узнал твой секрет. Если люди узнают, они захотят его разгадать. Этого нельзя допустить: ты ведь не хочешь, чтобы над тобой проводили эксперименты.
Бессмертие — горькое, ледяное одиночество. Вечность учит никого себе не подпускать. Быть среди остальных, смешиваться с толпой, притворяться, обманывать. Не доверять и не сближаться. Ты старая женщина, прячущаяся за личиной молодой девушки. Ты похоронила всех любимых. У тебя закончились слёзы и силы продолжать этот спектакль. Но кому это интересно? Ты продолжишь идти. Продолжишь играть, несмотря на то, что вместо сердца у тебя острые осколки и ты разучилась дышать. Так приказала Вечность. Она жестока и слепа, она вгрызается в шею и рвёт душу на куски. И она убивает. Убивает и не даёт умереть, сжимая твои останки в таких странно нежных руках с такой странно доброй улыбкой. Снова, и снова, и снова. Ты не кричишь — теперь нет. Не зовёшь на помощь, не сопротивляешься. Ты разрешаешь себе упасть. Очень низко.
Бессмертие — дар?... Или проклятье?

Всё в мире поблекло и превратилось в пыль. Остались мы вдвоём.
Он многого обо мне не знал — слишком многого. Но был рядом. Целовал, обнимал, прятал от всего того, что отравляло мою душу. Ему не было важно, что со мной не так, что во мне поломано, в чём я виновата. Ему была важна я. Я настоящая — с грузом на сердце и таким отчаянным желанием просто побыть с ним, оставив остальное где-то на затворках.

— Я так устала, Елена… Не хочу быть такой же жестокой, как она… Но в то же время хочу показать, что я тоже могу быть твёрдой и уверенной, что я не какая-то слабачка. Что меня так просто не сломаешь.
— Я тоже долго пыталась доказать родителям, что чего-то стою. Но потом поняла, что главное — это что думаешь про себя ты, а не другие. Ты не обязана никому ничего доказывать. Ты во всём разберёшься. Я в тебя верю.

— Если честно, я совсем не вижу в тебе того Джона, с которым познакомилась в 1914-м.
— Столько лет прошло.
— Мне почему-то казалось, что ты не из тех, кто меняется.
— Ну, здесь чутьё вас подвело, мисс Эйвери. Не знаю, как это прозвучит, но… Ты помогла мне увидеть человечество с другой стороны. Я считал себя выше и лучше любого человека. Никогда не подпускал людей ближе, чем требовалось для заключения сделки. Но ты, и Лоуренс, и Йоке, и Фридрих… Вы показали мне, что люди могут быть не только мелочными, жалкими созданиями, которых интересуют только деньги и власть, власть и деньги. Просто нужно приглядеться.